Она курила, стоя в тени крылатого коня.
В траве Аннабель увидела крадущегося кота – тот охотился то ли за мышами, то ли за кузнечиками.
Она подумала о Билли Калхуне. Он не заходил уже больше года. С похорон Тома. И она не курила с того дня.
«Интересно, курение – это грех?» – задумалась она.
Она всегда хранила это в тайне от мужа и сына, ей нравилось занимать этим руки, особенно когда Том был мобилизован, между тем как выдавать сдачу посетителям и складывать постельное белье. Сигареты помогли ей открыть немало писем со станции в Ку Чи. Их она читала на заднем крыльце фермерского дома по утрам, когда солнце лишь поднималось над восточными холмами. Там она сидела и курила, читала и плакала.
В день, когда он вернулся, она купила жвачку на заправке рядом с аэропортом, уверенная, что больше курить не будет.
Она снова подумала о Калхуне.
«Тайны, – подумала она, – они почти всегда грешны. Иначе зачем их хранить?»
В залитых солнцем кустах прошмыгнул кот, и что-то маленькое издало писк.
За спиной Аннабель скрипнул дощатый настил.
На углу прохода от мотеля, рядом с торговыми автоматами, стоял Стиллуэлл, держа в руках метлу. Он был в своей черной соломенной шляпе, из-под которой виднелись полоски белой ткани, которой он обернул голову, оставив открытыми только глаза и губы. Ткань, похоже, была вырезана из старой хлопчатобумажной футболки. Полоски прилегали неплотно и местами провисали.
– Ты меня напугал, – сказала она. Ей хотелось, чтобы это прозвучало, насколько возможно, спокойно, хотя руки у нее покрылись мурашками. «Как прокаженный из лепрозория», – подумала она и попыталась улыбнуться. Сигарету она ровно держала в одной руке, а второй подпирала локоть.
– Мэм, – сказал он. Губы у него растрескались и покраснели.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Солнцу я сегодня не нравлюсь, – сказал он. – Прошу прощения. – Он прошел мимо нее к открытой уборной сразу за настилом. – С бассейном надо было управиться до вечера.
Чувствуя себя глупой и грубой, она проговорила ему вслед:
– Тебе необязательно звать меня «мэм».
Он ничего не ответил, а только спрятал швабру с тряпкой в уборной, поставил отбеливатель на полку и, закрыв за собой дверь, вернулся к своему кемперу. Он шел, наклонившись вперед, будто солнце стегало его кнутом по спине.
«Может, у него тоже есть тайны», – подумала Аннабель.
Она взглянула на сигарету в своей руке. Затем швырнула ее на доски и направилась обратно в кафе. Калхун оставил на столике две банкноты: пятерку за завтрак и еще двадцатку. А еще нацарапал записку на обрывке страницы из своей книжечки с кроссвордами. Ее он сложил, придавив сахарницей. «Это на химию».
Аннабель положила в кассу пять долларов.
Двадцатку с запиской сунула себе в карман передника.
В половину шестого она перевернула табличку на окне кафе с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и пожелала спокойной ночи Диего с Росендо, которые сели в его «Эль Камино»[11] – Диего открыл Росендо дверь и помог ей забраться в салон, затем подложив подушку ей за спину, – и поехали на запад, в сторону города. В гараже, пока Аннабель переворачивала стулья и меняла приборы к следующему утру, Сэнди сидел в кабинке над задачками по математике. Перед закатом Аннабель выглянула из окна кафе и увидела, как Стиллуэлл, все еще обернутый в свой странный покров, поднимается по ступенькам с мелкого края бассейна. В руках у него было по пустой бутылке из-под отбеливателя. Аннабель вышла через дверь, примыкавшую к офису мотеля – представлявшему собой застекленное пространство, где на настенных панелях когда-то висели вентиляторные ремни и освежители воздуха, – и включила указатель, стоявший у шоссе. Это получилось по наитию – ведь она не включала его уже несколько месяцев. Вернувшись снова к окну, Аннабель увидела, что Стиллуэлл стоит возле бассейна, уставившись на мерцающее вольфрамовое солнце, садящееся за неоновыми горами.
Она открыла дверь кафе и позвала его.
Стиллуэлл поднял руку.
– Голодный?
Мужчина в ковбойской шляпе опустил глаза на свои грязные джинсы и рубашку с длинными рукавами.
– Я не в том виде, чтоб заходить внутрь, – ответил он.
– Я сделаю тебе бургер, – отозвалась Аннабель и скрылась прежде, чем он успел возразить.
Стиллуэлл вошел в кафе. Он замешкался, едва войдя в дверь, будто не зная, куда ему сесть, когда все стулья были подняты на столики. Он снял шляпу – вся его голова была обернута в тканевые полоски. Затем он снял и их – одну за другой.