— Потрясения, — мрачно пробормотала мать, когда они перевалили примерно миллионный ухаб.
— Что — потрясения?
— Нам на пользу.
— У меня их хоть отбавляй, — отозвался Клод.
Мать поднялась, перешла на ряд сидений за его спиной, легла поперек них и закрыла глаза, больше не сказав ни слова. Но как бы соблазнительно это ни выглядело и каким бы несчастным Клод себя ни ощущал, спать он не мог. Смотреть было особо не на что. За пределами Бангкока Таиланд выглядел как какая-нибудь ожившая выдумка его отца. Там была больница для слонов. Там были сотни школьников, подбиравших хворост под деревьями, чтобы предотвратить лесные пожары. Там были придорожные ларьки, где продавали гигантские, словно сделанные из бумаги, «осиные гнезда», которые надо было есть с сахаром и чили. Когда они останавливались на светофорах, старухи, закутанные с ног до головы, в масках, шляпах и шарфах на сорокаградусной жаре, пытались всучить им клейкий рис или соленые банановые чипсы. Даже знакомое было непривычным. Даже вроде бы известному невозможно было подобрать название.
Вдоль дороги Клод повсюду видел крохотные мини-домики, иногда стоявшие прямо на земле, иногда на жердях, похожие на затейливые почтовые ящики. Он видел их в Бангкоке, рядом с отелем, рыночными палатками, супермаркетами и лапшичными. Теперь, на дороге, ведущей на север, видел их перед каждым строением, большим или маленьким, перед храмами и хижинами, у каждого обветшалого блошиного рынка и бензозаправочной станции. Он видел их в джунглях между деревьями и на вершинах гор. Видел в углах рисовых полей, в кокосовых рощах и там, где заново высаживали тиковые плантации. Вокруг них под банановыми деревьями паслись буйволы и коровы. И ни один почему-то не удостаивался внимания собак.
— Что это за домики? — это была первая реплика с их стороны за много километров, и Линг, кажется, даже вздрогнула, услышав его голос.
— Дом духов. Мы выставлять их снаружи дом и место, где работать, храм, ресторан — везде. У нас в Таиланд много духов. Духи проказники. Понимать? Они озорничать. Мы хотеть, чтобы они не пакостить в дом или на работа, поэтому давать им место для проказ на улица. И приносить им угощение, чтобы они были там счастливы. Они получать то, что им нужно, снаружи, поэтому не идти внутрь.
— Угощение?
— Подношение. Цветы. Плоды. Благовония. Может быть, пиво. Может, сигареты. — Она пожала плечами. — Зависеть от того, что им нравится.
Когда дорога начала сильно забирать в гору, дома, люди и духи остались позади. Начались джунгли. Настоящие. В чем разница между лесом и джунглями? И там, и там куча деревьев. И там, и там много того, что слышишь (дрожа от тревоги), но не видишь. Здесь, к удивлению Клода, были даже сосны с длинными иголками, совсем как дома. Но это точно были джунгли. Во-первых, здесь стояла жарища на миллион градусов и было душно, как в крытом бассейне. Во-вторых, были лианы, словно поедавшие деревья, и между любыми двумя стволами непременно проталкивалась пальма под самым странным углом, словно на самом деле намеревалась вырасти в каком-то совершенно другом месте и оказалась здесь по чистой случайности. Все эти джунгли были сплошь покрыты ковром мха, папоротников, листьев и молодых лиан, и между деревьями висело живое полотнище, которое было зеленым, и спутанным, и пугающе подвижным. Вместо легкого дождика, тихого жужжания и птичьих песен, как дома, здесь были насекомые, и лягушки, и, вероятно, обезьяны, и, возможно, тигры, которые верещали, и вопили, и ревели, заявляя права на пространство между пальмами, завывая на ночные звезды. Но главная разница заключалась в следующем: действие сказок происходило в лесах, а не в джунглях. Микроавтобус тащился по этой дикой глуши достаточно, чтобы разум Клода сообразил почему: потому что в лесу можно заблудиться и выйти на другой стороне. Если же заблудишься в джунглях, это навсегда.
Неоднозначная помощь
Они услышали его раньше, чем увидели — свое первое впечатление о клинике, — когда подъезжали на велосипедах следующим утром сразу после рассвета (никакой ночной прохлады, которую могла бы выпить заря, и воздух уже пропитан влагой). Им стал скрежет металла по металлу, свист, напоминающий гудок поезда, горестный глухой стук и выкрики — Рози не могла понять, по-тайски или по-бирмански, зато поняла без тени сомнения, что это бранные слова. Она предположила, что кто-то кричит на дерущихся или, может быть, брачующихся кошек, хотя до сих пор они видели в Таиланде только собак, и снова собак, и опять собак, и никогда в жизни она не слышала, чтобы собаки издавали такие звуки — пронзительный скулеж, скорее визг, чем вопль. Может, какое-то насекомое? В таком случае оно должно было отличаться значительно более крупными размерами, чем Рози готова была представить себе в такую рань. Обезьяна? Армия лягушек? Нападение дикого зверья? И действительно, когда они с Клодом добрались до устья убитой подъездной дороги, ведшей к клинике, перед ними предстали изгвазданные сажей, запятнанные грязью пятки и расчесанные до красноты щиколотки, отчаянно лягавшиеся и принадлежавшие телу, полностью поглощенному хищной, рычащей утробой.