— Мальчики, — позвал Пенн. — Сегодня понедельник. Комната Ру, — и из всех уголков дома — а казалось, что со всех уголков света, — голые, полуголые и странно одетые мальчишки в прыжке посыпались на кровать Ру и сели спинами к стене, плечами прижавшись друг к другу, примащивая коленки и локти там, где не положено быть коленкам и локтям, слоями, точно лазанья.
— Убери свою голую задницу с моей подушки! — крикнул Ру Ригелю.
— Не говори «задница», Ру, — сказал Пенн.
— Но она же на моей подушке, — возмутился тот. — А я туда голову кладу.
— Убери свою голую задницу с его подушки, Ригель, — сказал Пенн. Тот проволокся всей задницей по кровати, как Юпитер по ковру, отчего стало только хуже, зато Ру успокоился.
— У тебя волосы воняют бананами, — пожаловался Бен Клоду.
— Это шампунь «Без слез», — объяснил младший.
— Да ты просто глаза закрывай, — посоветовал Бен. — Тогда сможешь мыться шампунем для больших мальчиков и не вонять бананами.
— Я не хочу быть большим мальчиком, — заявил Клод.
— А я не хочу во время сказки нюхать бананы, — парировал Бен.
— Банановый Халк наносит удар! — Орион выпрыгнул со своего места в середине и принялся, не разбирая, лупить братьев подушкой Ру.
— Фу, она воняет Ригелевой задницей! — поморщился Ру.
— Моя задница великолепна, — похвастался тот.
— Не говори «задница», — сказал Пенн.
— Банановый Халк наносит удар! — завопил Орион.
— Хватит! — заорал Пенн, что было сигналом заткнуть рты большими пальцами, вытянуть одеяла из-под братьев и успокоиться. Пенн не уставал удивляться — вечер за вечером, год за годом, — что все они оставались охочи до сказок на ночь, даже теперь, когда Бену было одиннадцать, а Ру двенадцать, уже почти подростки — даже теперь, когда все до единого умели читать сами. Тем не менее все как один с радостью откладывали в сторону книжки, чтобы послушать продолжение — настоящее продолжение — приключений Грюмвальда и его собственного неутомимого рассказчика в сияющих доспехах. И не просто с радостью. С надеждой. Что, как думал Пенн, в конце концов и составляет смысл рассказывания историй.
— На чем я остановился?
— Грюмвальд воспользовался листьями папоротника, чтобы изловить ночных фей, которые каждую ночь прилетали к его окну…
— И светились зелеными, и голубыми, и розовыми огоньками, как та неоновая вывеска в пиццерии, где в тот раз стошнило Ориона…
— Потому что ему нужны были неоновые волоски ночных фей, чтобы приготовить зелье для ведьмы…
— Которая вся из себя такая: «Грюмвальд! Мне нужны эти волоски! Если ты не добудешь их для меня, я наложу на тебя заклятье!»
— Но листья папоротника все время рвались, и ночные феи все время ускользали, несмотря на то что он обещал не навредить им и что ему просто нужно слегка их подстричь…
— Что им не повредило бы в любом случае, потому что они были типа как волосатые феи, но те не желали слушать…
— И Грюм все думал, как бы заставить их остаться…
— Задержаться…
— Не разбежаться…
— И все остальное в рифму.
— Да, и все остальное.
Греческий хор сыновей. Неудивительно, что это был лучший момент его дня. Если не считать…
— А можно сегодня про девочку? — перебил Клод.
— Вместо ночных фей? — спросил Пенн.
— Вместо Грюмвальда, — объяснил Клод. — Мне надоел принц. Я хочу принцессу.
— Грюмвальдию? — уточнил Пенн.
— Да! Грюмвальдию! — обрадовался Клод.
— Грюмвальдия — это как озеро в Вермонте. — Ру там никогда не был, но все равно был совершенно прав.
— Принцессы скучные, — заныл Ригель.
— Все девчонки в сказках — потеряшки, — заявил Ру.
— Неправда, — возразил Клод.
— Нет, правда! Они вечно сами теряются и всё теряют. Девчонки в волшебных сказках вечно что-нибудь да посеют.
— Не-а! — замотал головой Клод.
— Да-а! Они теряют то тропинку в лесу, то туфельку на лестнице, то собственные волосы, хоть и сидят в башне без дверей, а волосы буквально растут у них из головы.
— Или голос, — ввернул Бен. — Или свободу, или родителей, или собственное имя. Или свою идентичность. Типа она больше не может быть русалкой.
— Или теряют способность бодрствовать, — добил Ру. — А потом просто спят, и спят, и спят. Ску-у-ука!
Клод начал всхлипывать:
— Принцессы способны на великие дела! Принцесса может быть лучше Грюмвальда. Ей не обязательно спать или терять туфли.
Эмоции мальчиков, похоже, поровну разделились на предчувствие неприятностей из-за того, что они расстроили младшего братишку, и тревогу из-за того, что столько времени, отведенного на сказку, уже прошло, и осталось-то всего ничего, а до сих пор никакой истории так и не рассказано. Тревога из-за возможных неприятностей и нетерпение были, вообще говоря, их преобладающими эмоциями всегда. Ну, может быть, и не тревога. Скорее огорчение из-за того, что они уже впутались в одни неприятности, и нетерпеливое стремление впутаться в следующие.