- Да, - твердо заявил он.
- В таком случае лучше всего будет, чтобы она вошла в воду довольно далеко отсюда, как только полностью стемнеет, и плыла бесшумно. Мы спустим трос с левого борта, и как только она за него уцепится, поднимем ее наверх. Ну, конечно, если с суши ее заметят или что-то услышат, пристрелят без колебаний.
- Договорились на сегодняшний вечер, - сказал Адиль бей, вставая.
Капитан и Джон переглянулись. Адиль бею даже не пришло в голову поблагодарить их, так он спешил сообщить Соне эти новости. Джон проводил его до набережной.
- Думаете, это очень опасно?
- Опасно.
- Сколько раз это кончалось удачно?
Он жаждал подробностей, но Джон уставился куда-то в сторону.
- А вы будете на борту? - спросил Адиль бей.
- Не знаю.
Почему его окружают такие равнодушные люди? Ему хотелось встряхнуть их, закричать:
- Неужели вы не понимаете, как это важно, ведь речь идет о жизни, моей жизни!
Нет, они не понимали! Они думали о собственных делах и обращались с ним как с больным!
- Не слишком показывайтесь людям, пока вы в таком состоянии, - посоветовал Джон, расставаясь возле нефтеперерабатывающего завода. - А то могут что-то заподозрить. Если до сегодняшнего вечера стрясется какая-нибудь неприятность, вы меня застанете в помещении газеты. А после десяти - в баре.
У Адиль бея перехватывало дыхание, с такой скоростью шел он сквозь туман, осыпавший его пальто белым бисером. Ему казалось, что набережной не будет конца, что он никогда не доберется домой, что этот день будет самым длинным в его жизни. Что еще ему надо делать? Получить визу для себя, ее дадут ему сразу же. Он заявит, что ему надо ехать в Турцию для срочной операции.
Что касается Сони, ей не нужно в дорогу никаких вещей. Не надо лишних сложностей. Надо действовать возможно быстрей! И покончить с этим! А когда он услышит, как гремит якорная цепь...
Бегом взлетел он по лестнице и замер на мгновение, не решаясь войти.
- Соня!
В кабинете было пусто. На стульях в ожидании сидели посетители. Первый из них встал с документами в руках.
Адиль бей бросился в спальню, где уборщица застилала кровать.
- Моя секретарша?
- Она не пришла.
Было одиннадцать часов, а она обещала прийти в девять. Он неподвижно стоял посреди комнаты, медленно переводя взгляд на окна дома напротив. Они были закрыты, только на черных стеклах вырисовывались белые цветочки занавесок.
Глава 10
Шел час за часом, но небо оставалось таким же угрюмым, и в полдень царил все тот же трагически сумрачный рассвет, наводящий на мысль о поезде, рухнувшем с насыпи, или предутреннем преступлении в убогом закоулке.
Адиль бей вышел из дома напротив точно так же, как вошел туда, ничего не сознавая. На втором этаже постучался, одинаково страшась того, что ему откроют или что никого не будет дома. Никто не откликнулся, и он выбежал на улицу, шел куда глаза глядят, волновался, думал о чем-то, порой оглядывался - не следят ли за ним.
"Будет лучше, если я сначала заговорю с ними о визе, а потом осторожно попытаюсь расспросить".
В большом доме, куда обычно он приходил с Соней, было полно промокших людей, которые толклись в ожидании, но Адиль бей, как свой, открыл дверь кабинета. Чиновник с обритым наголо черепом был на месте. Напротив него сидел посетитель.
Ему сделали знак немного подождать.
Такого никогда не бывало! Никогда в этом кабинете не было посторонних! Никогда консула не заставляли ждать на площадке среди людей, рассевшихся на полу, и считать минуты! Прошло четверть часа, а он все еще стоял на том же месте, тяжело дыша и нервничая до такой степени, что уже готов был опять толкнуть дверь в кабинет, как вдруг она сама открылась и посетитель вышел. Чиновник, с неизменной полуулыбкой, посмотрел на Адиль бея и указал ему на свободный стул.
Не было Сони, которая обычно переводила. Консул положил на письменный стол свой паспорт и на плохом русском языке объяснил, что ему нужна виза.
Он ожидал удивления, вопросов. Но его собеседник, прихлебывая чай, перелистал паспорт, прочитал все, что там написано, а потом протянул руку к печати и хлопнул ею по последнему листочку.
Итак, отъезд обеспечен, и Адиль бей поспешил спрятать паспорт в карман. Гораздо труднее было заговорить о Соне, настолько труднее, что он весь раскраснелся и запутался в бессмысленных словах. Извинялся. Просил прощения, но никак не мог сформулировать вопрос.
- Sprechen Sie Deutch? <Говорите ли вы по-немецки? (Нем.)> - спросил чиновник, с любопытством взиравший на него.
- Jawohl <Да, конечно! (Нем.)>!
Почему этот человек ни разу не сказал ему, что знает немецкий? В течение всех этих месяцев Соне приходилось переводить слово в слово все их разговоры, а у них, оказывается, нашелся общий язык.
Адиль бей начал объяснять, что секретарша утром не явилась, а ему необходимо ее отыскать и что...
- Так вы уезжаете или нет?
- Уезжаю... То есть...
- Я иначе поставлю вопрос. Вы желаете, чтобы я к завтрашнему утру прислал вам другую секретаршу?
- Мне необходимо узнать, что сталось с моей секретаршей. Я ведь консул. И международные правила...
Продолжать он не решился. Начальник по-прежнему улыбался, но жестом обеих рук выразил полную свою беспомощность.
- Что я могу вам сказать? У вас пропали какие-нибудь документы? У вашей секретарши были основания бросить работу? Я-то ведь занимаюсь только делами иностранцев.
- В таком случае направьте меня к человеку, который может ответить на мои вопросы.
Собеседник встал, вышел и на целых четверть часа исчез. Адиль бей от раздражения грыз ногти и время от времени нащупывал в кармане паспорт.
А что если Соня тем временем вернулась? Может быть, он напрасно завел разговор? Служащая, сидевшая позади него, щелкала на счетах.
Наконец начальник отдела появился с тем же непроницаемым видом.
- Товарищ Рабинович примет вас через несколько минут. А теперь, вы меня извините? - И усевшись за письменный стол, стал разбирать бумаги и подписывать некоторые из них. Ему принесли свежий стакан чая. Он предложил его Адиль бею, тот отказался. Затем начальник встал, выглянул в окно, закурил сигарету.
- Пойдемте?
"Почему именно сейчас? - подумал Адиль бей. - Ведь не раздалось никакого звонка, и на часы он не посмотрел. Но ведь не просто так заставили консула ждать".
В соседнем кабинете сидел в одиночестве маленький еврей в очках со стальной оправой, с острой бородкой и черными ногтями.
- Вы предпочитаете французский язык? - спросил он. До сих пор Адиль бей оставался в полном убеждении, что в этом городе никто не говорит по-французски! Это был день открытий. Но времени размышлять об этом не было, и он четко произнес:
- Я хочу знать, что с моей секретаршей, которая сегодня утром исчезла.
- А почему вы хотите это знать? Глаза за стеклами очков казались непомерно огромными и пугающе простодушными.
- Потому что.., это моя секретарша.., и...
- Мне сообщили, что вы уезжаете сегодня вечером или завтра.
- Да, я действительно намеревался...
- Так вы не уезжаете?
Адиль бей испугался, а огромные глаза все смотрели на него.
- Конечно же, уезжаю!
- В таком случае вам не нужна секретарша. Если только вы не собирались взять ее с собой, но в таком случае вы должны были нам сообщить об этом.
- Уверяю вас... Не может быть и речи о том, чтобы взять ее с собой.
- Значит, все в порядке, не так ли? Больше я ничем не могу быть вам полезен?
Они все знали, это ясно! Да к тому же начальник Иностранного отдела, стоя в дверях, слушал весь разговор, хотя говорили они по-французски.
- Кстати, каким пароходом вы едете?
- Еще не знаю.
- Надеюсь, мы будем иметь удовольствие снова видеть вас в Батуме.
Невероятная, пугающая наивность взгляда приводила в ужас. В этом было что-то напоминающее взгляд животного.
Обернувшись, Адиль бей увидел, что при их разговоре присутствовало еще третье лицо. На мгновение ему пришла в голову безумная мысль, что он в окружении, что эти трое его не выпустят.