- Я говорю лишь о себе и только, - она чувствовала, что пропасть непонимания между ними неизмеримо велика. – Человеческий суд будет существовать и без моего согласия на то, но меня больше волнует мысль, что этим постулатом будут пользоваться и те, в чьих руках не столько законная власть народа, сколько материальные блага и положение в обществе.
- Не стоит утруждать себя высокопарными высказываниями, мисс Оутсон. Говорите прямо, – лорд Элтби все больше распалялся. - Вы обвиняете меня? Хотя, нет.… Это вам несвойственно. Скорее, вы не одобряете мой образ жизни, и к довершению всего, он претит вам, не так ли?
- Мне будет нелегко вам ответить, милорд.
- Вы боитесь вызвать мое недовольство? – лорд Элтби сделал шаг вперед.
- И это тоже…
- Смелее, мисс Оутсон. Я обещаю быть сдержанным.
Она колебалась, но решительный вид лорда Элтби вынудил ее говорить.
- Я, как и вы, милорд, думаю, что каждый из нас в ответе за свои деяния. Но, то перед кем он в ответе, нас рознит. Я не опровергаю силу мирского вмешательства, но не всегда так безнадежно «темное» и однозначно «белое».
- Хм…. Извольте, указать мне хоть на одно правое дело в жизни мистера Оутсона?
- Он не прогнал меня…
- Да будет вам, - лорд Элтби не дал возможности ей закончить. – Далеко не сожаление руководило стариной Генри. Он использовал вас, как и прочих, в своих корыстных целях. Не ищите в нем того, чего отродясь не было.
- Но если бы не он, я, должно быть, предпочла Вестминстерский мост… - она больше не могла сидеть на одном месте. - Вы не знаете, сколько злости, сколько негодования таилось в моем сердце, сколь незаслуженной и растленной казалась расправа. Но, в отличие от вас, мне, кроме ветра и беспокойного течения, некого было винить. Мой гнев меня и погубил.… Не утрата, как вы думаете, и не боль, а гнев смутил мой разум и опустошил душу. Не эту ли разрушительную силу вы выбрали себе в сообщники, – она стремительно поднялась из-за стола, - не ею ли восстановили загубленную справедливость?
Комната наполнилась новым звучанием. Ей ясно слышался детский смех, и десятки серебряных колокольчиков радужным эхом отозвались в ее голове. Она не заметила, как к ней подошел лорд Элтби.
- Тише, Лидия, тише… - он привлек ее к себе, - я вижу, нам сегодня не прийти к согласию.
Она лишь на короткое мгновенье задержалась в его объятиях, после чего высвободилась, отступив на более безопасное расстояние.
Так или иначе, это должно было произойти. Ее скрытое душевное расстройство было той неотъемлемой частью, с которой давно следовало смириться. Ее охватывало непреодолимое сомнение, которое, она знала, по истечении времени напомнит о себе чуть горьким привкусом бессилия. Но на этот раз все вышло иначе. Она стояла в библиотеке, а перед ней все еще находился яростный сторонник своеволия лорд Элтби.
- Как вы себя чувствуете? – ни один мускул его крепкого тела не выдал в нем выказанного сочувствия.
- Со мной все хорошо… - она прислушалась к своему дыханию.
- Уже слишком поздно, мисс Оутсон, - он вернулся к столу за свечой, которая успела догореть до середины. – Слишком поздно, чтобы что-то менять.
Открыв перед собою дверь, лорд Элтби снова обратился к ней.
- Ступайте спать, мисс Оутсон, в таком деле это лучшее из средств.
Он пропустил ее вперед, а она, не оборачиваясь, вышла из комнаты и больше ни думала и о чем…
ЧАСТЬ 3
Я прорастаю в эти стены,
Томима муками, живу…
На волю случая взлагаю
Свою неверную судьбу…
Глава 25
- Это самая быстрая лошадь в мире, - мистер Скотт заботливо похлопал гнедую кобылу по загривку. – Нет ничего быстрее английских скакунов, а эта – лучшая в своем роде. Ее родословная восходит к Эклипсу, предками которого и были те самые жеребцы Востока: Дарли, Годольфин и Беверли.
Возбужденный столь резвым приобретением мистер Скотт, наконец, нашел благодарных слушателей. Приехав из Лондона, он пробыл в доме не больше часа. Он сменил дорожное платье, но отказался от положенного обеда и отдыха и теперь был всецело предоставлен своему новому увлечению. Еще большей находкой для него стало то обстоятельство, что она с Эммой вернулась из деревни, и могла в полной мере разделить с ним радость. Эмма легонько поглаживала животное, касаясь одними пальцами его необыкновенно гладкого и отливающего янтарным светом покрова. В отличие от девушки, она решила остаться в стороне, откуда и наблюдала за исключительной грацией лошади.
- Моя девочка произведет на свет не одну дюжину выдающихся скакунов, которые, вне всякого сомнения, затмят своей прытью и выносливостью тамошних фаворитов. Вот тогда и Америка увидит настоящую силу английской породы, – мистер Скотт пригрозил невидимым конкурентам и в который раз заходил вокруг лошади. – Лидия, Эмма, вы только посмотрите на эти груды мышц, на это поджарое тело… Оно идеально! Эти длинные плечи и неистовые ноги сделают из нее настоящую звезду северного континента.
Нельзя было не согласиться с мистером Скоттом. Благородное животное всем своим видом излучало невероятную мощь, от которой еще больше походило на сверхъестественное и даже эфирное создание. Казалось, оно готово вот-вот вырваться на волю и пуститься вскачь, так трудно было ему устоять на месте.
- Во славу ее нарекли Олимпией, и это имя под стать совершенству ее натуры, – мистер Скотт обратился к ней, все еще крепко удерживая лошадь за уздечку. – Я уверен, лорд Элтби по достоинству оценит мой выбор.
Напоминание о хозяине дома причинило ей острую боль. Она целую неделю не видела лорда Элтби, который все это время жил с ней под одной крышей и незаметно для нее принимал компаньонов, навещал своих соседей и управлял поместьем. Оправиться после ночного приема ей помогли работа и безразличие самого хозяина. В те дни она боялась встретиться с ним наедине в одном из длинных коридоров дома. Но, вопреки ее опасениям, душевные страсти вскоре улеглись, а томительные и гнетущие переживания утихли – она и думать перестала о возможных последствиях встречи с лордом Элтби.
Прошла всего неделя. Ее разгоряченный ум заболел иным недугом, нещадно истязая себя неведомыми предчувствиями. В довершение ко всему, она была убеждена, что хозяин намеренно ее избегает. И тот факт, что миссис Глендовер и прочие слуги, как и раньше, были учтивы и добры, служил для нее лишь слабым утешением. Все эти дни ее преследовала головная боль, от которой нельзя было укрыться даже в ночных сновидениях.
- Единственное, что настораживает меня, это неблизкий путь домой, – мистер Скотт продолжал, - я опасаюсь за молодое и еще не окрепшее здоровье Олимпии. В эту пору дует западный ветер, и океан становится беспокойным. Бурлящие волны так часто приносят к зеленым берегам Северной Америки неутешительные плоды проделок Нептуна. Далеко не каждый капитан рискнет верной командой и кораблем и потревожит своим присутствием необозримое буйство бескрайних просторов.
Ветви одиноких деревьев сада покачивались в такт вечернему ненастью. В небе тянулись бесцветные облака, задевая своими невесомыми крыльями ускользающее с небосвода солнце. На пороге дома показалась миссис Глендовер, которая не преминула по-матерински отчитать мистера Скотта за непослушание. По ее убеждению, ему давно следовало приняться за мясное рагу и бобы. Женщина отметила, что его нерадивое поведение и отказ от приема пищи может привести к самому печальному для него исходу. И ничто не могло остановить энергичную женщину в ее безустанном стремлении к порядку и покорности. Было решено отвести Олимпию в конюшни лорда Элтби, и только после того, как лошадь напоили и накормили овсом, мистер Скотт отправился в дом. Эмма вынуждена была задержаться в конюшне, где уже полным ходом управлялся Вилли, не желая и слушать наставлений и просьб девушки.
Мистер Скотт уединился в гостиной. Он не притронулся к еде и вину, отдав предпочтение сигаре. Он пожаловался миссис Глендовер на то, что не привык обедать в одиночестве, и что с удовольствием присоединится к трапезе, когда вернется хозяин дома. Лорд Элтби уехал еще ранним утром, и гость справедливо надеялся на его скорое возвращение.