Я рос. Черная Тетя больше не просила меня класть голову на ее живот. Ты присоединилась к совместным месячным, и теперь меня окружали десять грудей, потому что через несколько месяцев после прихода Слепой Женщины груди Матери начали расти снова, конусообразные, маленькие и радостные, как груди девочки-подростка.
И другие пуповины порвались тоже, другие следы тоже стерлись, другие пути были покинуты. Из мальчишки, который рос наилучшим образом, каким может расти мужчина, я превратился в юношу — сердитого и нетерпеливого, в парня по всем приметам и признакам, в мужчину, которому я предпочитаю не давать никаких определений.
Бабушка сказала, что я ем слишком много и что мой аппетит стоит «уйму денег».
— Что ты от него хочешь? — сказала Мать. — Это такой возраст. Он растет.
— Растет? Что-то я не вижу, чтобы он так уж рос. Весь день он ест, а расти — не растет.
— Он не виноват, что него низкорослые родители, — сказала Мать. — Но ты не беспокойся, мама, он растет, но вроде меня — внутри.
Недавно, в один из ясных дней начала зимы, я отправился глянуть на водные сооружения заводов Мертвого моря[165]. Первые дожди уже прошли, пыль осела, но растения, которых долгая жизнь в пустыне научила подозрительности и опасливости, еще не набрались смелости, чтобы рискнуть и прорасти.
Я кончил свои дела и потом, безо всякой причины, вдруг почувствовал огромную усталость. Я проехал немного на запад, прилег на одном из маленьких мергелевых холмов, прочел конец еще одной книги и задремал.
Не знаю, как долго я спал, но вдруг обнаружил, что я мертв и глаза мои открыты. Поверь мне, все признаки смерти были налицо: ледяной холод, окоченевшие конечности, смыкающиеся стены, мертвая тишина.
Несколько далеких черных точек описывали надо мной широкие круги. Я встал, подошел к пикапу, достал бинокль и посмотрел. То были спускающиеся на землю грифы. Они постепенно снижались и приближались ко мне. Теперь они были уже так близко, что я различал пух на их светлых шеях, и дерзость их взгляда, и строгость их клювов, и лезвия черных перьев на концах их крыльев, покачивающихся и чуть шевелящихся на гамаках теплых потоков.
«День твой пришел, Рафаэль, — сказал я себе. — Вот, птицы небесные прилетели клевать мясо костей твоих».
Я снова лег навзничь, на землю. Я смотрел на них и не осмеливался пошевелиться, отдавшись самому сладкому из наслаждений — наслаждению сбывающегося пророчества. Но грифы пронеслись прямо надо мной и, не сказав мне ни слова, приземлились по другую сторону холма. Я бросился туда и увидел, что они дерутся возле остатков падали. Я побежал к ним, крича и на ходу швыряя в них комья земли. Грифы заковыляли прочь, подпрыгивая и хлопая своими большими крыльями в смешных потугах бежать. В конце концов они все-таки ухитрились взлететь, и стали вновь подниматься и удаляться, подниматься и уменьшаться. Их шеи втянулись в плечи, и перья прильнули к телу, а потом они снова стали черными точками, но и долгое время после того, как они окончательно исчезли в белесой голубизне пустынного неба, эти черные точки всё еще плыли в моих следящих за ними глазах.
Поначалу я боялся, что Рахель Шифрина присоединится к женщинам нашего дома и тогда уже не десять, а дюжина рук, и не сто, а сто двадцать пальцев начнут ухаживать за мной, — но этого не произошло. Она осталась жить и работать в Доме слепых и каждый день приходила к Матери, к нам домой.
Я часто видел, как они сидят на кушетке в «комнате-со-светом», держась за руки, как иногда вижу их и сегодня. Я часто слышал, как Мать читает ей книгу. Я помню, как моя боль превращалась в злобу всякий раз, когда она приходила к нам в дом — без палки, без собаки, без улыбки, лишь с оставленными позади следами, словно капли черных чернил, что капали из ее глаз на дорогу.
Она никогда не выражала своего мнения о Бабушке, о моей сестре и о Тетях. Только на меня она смотрела своими невидящими зелеными глазами, гладила по затылку и говорила:
— Здравствуй, Рафаэль. Где мама?
Мать отзывалась из дома:
— Я здесь, Рахель!
И я против воли и по необходимости отступал с дороги, давая ей войти.
«Помните, как мы спорили, что лучше — зрячий мужчина и слепая женщина или зрячая женщина и слепой мужчина? — шепнула как-то сестра, когда эти двое в очередной раз уединились в „комнате-со-светом“. — Так вот вам решение. Прямо у всех у вас под носом к нам в дом вошел слепой мужчина».
165
Заводы Мертвого моря — заводы по переработке минералов, содержащихся в воде Мертвого моря.