Выбрать главу

А что уроки? Я не двоечник. Ну, не отличник тоже. Так и ладно, я не гордый. Между прочим, в институт не собираюсь. Родители, ясно, об этом и не подозревают. Что вы, им только намекни, такие децибелы взовьются, не приведи господь! «Как такое, как такое!» Все мое благополучие в будущей жизни они строят на дипломе. Диплом — основа основ, конституция бытия, фундамент, на котором я буду прилежно, по кирпичику воздвигать стройное, элегантное здание моих грядущих лет. Остальное — вторично. Здоровье, моральные устои, семья, любовь к своему делу — все это, они считают, приложится к диплому само собой.

Хреновина собачья! (Мама вздрагивает от подобных моих выражений, но, надеюсь, моя писанина минует ее.) Вот, слушайте: можно быть дипломированным по самую маковку, а в жизни — рядовым неандертальцем (Шестернев, например, из парадного напротив. Инженер, интеллигенция. А поближе познакомишься — алкаш, и ничего более). А можно при десятилетке стать мастером — Мастером с большой буквы. Я желаю утвердиться, испытать и познать себя, пошляться по свету, найти занятие, чтобы припаять к нему душу, — это главное! А диплом, если надо, никуда не денется — приложится. Отслужу армию, потом пойду в водолазы, в змееловы, в яйцелупы (говорят, такая должность есть при кондитерских заводах — да шучу я, шучу!), в геологическую партию — словом, куда приглянется!

И ориентироваться в жизни мне поможет в первую очередь телевидение. Да уж. Вы только не подумайте, что школу я отрицаю. Нет, при всех ее глупостях я ее в общем-то признаю, но тут вот еще какой поворотик имеется: учебник — он вот он, всегда под рукой. Сегодня не выучил, завтра догоню, нет проблем. А нужную передачу зевнешь — и уже, считай, потеряно. Вот когда видик заимею, чтобы прокручивать в любое время что угодно, — ну, тогда и разговор другой будет.

Да, этак я никогда не кончу со своими рассуждениями. Четыре страницы исписал, а по существу ничего еще и не сказал.

Всё! Беру быка за рога.

2.

Был вечер, вторник. Или среда? А, не имеет значения. Можете справиться в телеархивах: когда шла передача с Мирей Матье? Ну, вот вам дилемма: Мирей Матье или уравнения с двумя неизвестными? Вы-то сами что бы выбрали?

Вы бы выбрали Мирей Матье. И вся планета выбрала бы Мирей Матье, ручаюсь. Кроме мамы. Мама выбрала уравнения с двумя неизвестными.

— Саша, сейчас же выключи, — сказала она, входя в комнату. — Сейчас же выключи и займись уравнениями. У тебя же контрольная завтра. Почему это я должна помнить? А не ты?

— Ну ма, — сказал я.

— А я говорю — выключи, — непреклонно сказала мама.

«Я люблю негодяя, и с этим ничего не поделаешь…» — пела Мирей.

А я люблю Мирей, а не математику, и с этим тоже ничего не поделаешь.

— Ма, Мирей Матье же. Сделаю я эти уравнения, никуда они не денутся.

Тут мама вся собралась, как перед прыжком в воду с десятиметровой вышки, и стала максимально непреклонной.

— Саша, я дважды повторять не привыкла, ты ведь знаешь!

Я-то знаю. Это она на принцип идет. Ей кажется — вот уступит она мне хоть разок, и весь ее авторитет слиняет, а я тут же превращусь в матерого лодыря и хиппи. И сяду ей на шею навсегда.

Ну, я выключил. А что сделаешь? У меня есть записи Мирей Матье на маг, но, согласитесь, одно дело слушать, а другое — еще и видеть. Обидно.

Мама ушла на кухню, забренчала там тарелками-кастрюлями, но снова включить я не решился: тут такое подняться может, никакая Мирей мила не будет. Мама, она такая.

Папа — он помягче, с ним договориться можно. И вообще он понемножку отстранился от контроля за моими занятиями, потому, во-первых, что с работы приходит поздно, в девять, а во-вторых, после того случая с геометрией.

Случай был забавный. Я как-то сидел, задачку решал. Чего-то у меня не получалось, ну, он и подсел ко мне.

— Застрял? — спросил он бодро. — Тугодум же ты. Смотри: эти углы равны, верно?

— Нет, — сказал я. — Они не равны, они конгруэнтны.

— Чего-чего? — спросил папа, немного засуетившись, — Как это — конгруэнтны?

— Очень просто, — пояснил я. — Фигура конгруэнтна данной фигуре, если эту вторую фигуру можно отобразить на первую с сохранением расстояний. А отношение конгруэнтности фигур рефлексивно, симметрично и транзитивно.

— Ты вот что, — рассердился родитель, — ты меня, понимаешь, не разыгрывай. Мы тоже в школе учились. Я тебе дам — транзитивно!

Я раскрыл учебник на соответственной странице и показал ему. Он замолчал.

С тех пор он уже не проверяет, как я учу уроки, и ограничивается общими рассуждениями насчет диплома, как фундамента.

Опять я отвлекся. Нет, не вытянуть, видно, мне эту несчастную сюжетную линию, мысли скачут, как каракумские тушканчики.

Да. Раскрыл я, значит, тетрадку с уравнениями, сижу. Пять минут сижу. Десять минут сижу. Уравнения не решаются, Мирей Матье не поет. Время проходит впустую. А я совсем о другом думаю: какую бы это штуку изобрести, чтобы мгновенно включать и выключать телевизор. Не сходя с места. Вот было бы потрясно. Мама из комнаты, я — щелк и смотрю. Мама в комнату, я — щелк и уже задачку решаю.

А потом думаю: да ведь тут и изобретать нечего. Во всем мире существуют дистанционные переключатели. Чтобы именно так, не поднимаясь со стула, командовать телепередачами. Мне, правда, не приходилось эти переключатели в натуре наблюдать, какие они, у нас-то их пока что нет. А, может, уже есть, подумал я, чем черт не шутит. Ведь когда-то должно быть начало. Надо бы сходить в радиомагазин и разведать.

3.

Это был вечер, и поэтому я тогда никуда не пошел. А на следующий день отправился в такой специализированный магазин, благо он от нашего дома за два квартала и называется «Волны эфира».

Ну, названьице! Кто их только придумывает? И, наверное, деньги за это получает, не бесплатно же. Волны эфира, а? Коли так, то надо бы построить торговый центр, этакий ансамбль из магазинов. И чтобы молочный магазин там назывался «Реки кефира», а кондитерский — «Кучи зефира»…

Стоп! Снова меня заносит.

Беру свои рассуждения за жабры.

Народу в этих «Волнах» почему-то совсем не было. Хотя понятно, почему: в свободной продаже телевизоров практически не бывает, так чего ради сюда ходить? В зале тем не менее высилась пирамида из телевизоров разных марок. Это были — смешно сказать — рекламные телевизоры, на них висели тоскливые таблички «Не продается». Их, я сосчитал, было тринадцать, и все тринадцать работали. Перед ними торчали два пацанчика и смотрели одновременно на тринадцать экранов. На экранах плясала красивая белозубая кубинка.

«Ча-ча-ча!» — задорно покрикивала кубинка. На девяти экранах она была расцвечена, как праздничный салют — красная, зеленая, желтая… На остальных — черно-белая.

На каждого пацанчика приходилось шесть с половиной экранов. Это в наш век дефицита было чересчур роскошно, я подошел и встал рядом. Теперь на каждого пришлось четыре с третью экрана и четыре с третью белозубых кубинки.

Поглазев, я подошел к голубому пластиковому прилавку, за которым маялась без работы молодая продавщица в сером фирменном халатике с большой эмалированной брошкой-монограммой в виде букв «В. Э.».

— Что, племянничек, желаешь? — спросила продавщица. — Дистанционный переключатель?

Я оторопел:

— А… откуда вам…

— Не первый день работаю, — улыбнулась девушка. — Тебе ДПБ?

— Что это — ДПБ? — смущаясь, спросил я.

— Ну, ДПБ — бесконтактный значит. Дистанционный бесконтактный, ясно?

— Нет, — признался я. — Как это — бесконтактный?

— Да ты и правда тугодум, — засмеялась продавщица и встряхнула гривой платиновых волос. — Вот, смотри. Кстати, последний остался, повезло тебе. Видишь, ни провода, ни штекера, ничего нет. Бери его в руку, как пистолет, и дулом направляй на экран. А большим пальцем нажимай на кнопку. Четыре кнопки, и над каждой цифрочка, видишь: ноль, один, два, три. Усек? На какую кнопку надавишь — такая программа и будет. Демонстрирую! Нацеливаю на крайний телевизор. Раз!