- Ну-с, какова минимальная ставка? – спросил судья, перемешивая карты.
О’Коннор поднял половинку спички без серной головки и предложил:
- Десять шиллингов.
Судья чуть не поперхнулся. Сорок цельных спичек, недавно извлеченных им из коробки, теперь представляли собой восемьдесят разломанных половинок общей стоимостью в 60 фунтов стерлингов – довольно внушительная сумма для 1938 года. Перед священником покоилась горка спичек на 12 фунтов стерлингов[1], а перед судьёй и О’Коннором – две горки по 24 фунта каждая. Падре обречённо вздохнул:
- Ох, увяз коготок, всей птичке пропасть. Помилуй меня, Господи.
Судья отрывисто кивнул, соглашаясь, - уж ему-то о чём волноваться? И поначалу карта к нему так и шла, он выиграл почти 10 фунтов. Приступили к третьей партии. О’Коннор почти сразу же «сложил руку», в очередной раз потеряв ставку в 10 шиллингов. У пастыря, который до этого уже лишился четырех однофунтовых спичек, оставалось всего 7 фунтов. Судья Комин задумчиво разглядывал свою «руку» – «фул-хауз» на валетах и семерках. Он рассчитывал на большее.
- Я крою ваши четыре фунта, святой отец. - Судья бросил спички в центр стола. - И поднимаю ставку до пяти фунтов.
- Боже мой, - опешил священник, - у меня же почти ничего не осталось. Что мне делать?
- Только одно, если вы не хотите, чтобы мистер Комин поднял ставку до суммы, которую вы не сможете покрыть, - пришёл ему на выручку О’Коннор. - Выложите пять фунтов и попросите показать карты.
- Покажем карты, - сбивчиво пролепетал падре, словно повторяя заученный, но не понятный урок, и придвинул к центру стола пять зеленоголовых фишек. Судья открылся и замер в ожидании. У святого отца оказалось «каре» - четыре десятки. Он вернул свои 9 фунтов, забрал 9 фунтов судьи и 30 шиллингов начальных ставок. Прибавив к ним те два фунта, которые ещё не успел потратить, падре получил 21 фунт 10 шиллингов.
Показалась станция Лимерик. Надобно отметить, что станция сия располагается вовсе не в графстве Лимерик, как следовало бы из её названия, а где-то на задворках графства Типперэри, однако, зная ирландских железнодорожников, удивляться этому не приходится – они ещё и не на такое способны. Поезд прокатил мимо платформы и дал задний ход – иначе ему никак было не подъехать по одноколейному пути. Кто-то вышел, кто-то вошел, но в купе к нашим путникам никто не заглянул и покой их не потревожил.
Около Чарвилля О’Коннор проиграл священнику 10 фунтов и не на шутку встревожился. Накал борьбы угас, игра потекла вяло. О’Коннор осторожничал, предпочитал сбрасывать карты, и несколько партий закончилось, так и не успев толком начаться. Перед Маллоу они посовещались и сократили колоду до 32 карт, убрав все карты меньше семерки. Игра оживилась.
Вблизи Хедфорда подсчитали потери — несчастливец О’Коннор просадил 12 фунтов, судья – 20. Все деньги отошли падре.
- Как вы считаете, уже настала пора вернуть вам те двенадцать фунтов, которые вы мне одолжили в начале игры? – робко спросил священник.
Спутники единодушно согласились, что настала. Отдав каждому по 6 фунтов, святой отец не особо расстроился - у него ведь осталось целых 32 фунта.
О’Коннор по-прежнему играл расчетливо и бережливо, лишь единожды поднял ставку и отыграл 10 фунтов, побив «фул-хаузом» «две пары» и «флеш». За окнами проплыли зачарованные озера Килларни, но никто даже головы не поднял, чтобы полюбоваться их таинственной красотой.
Миновали Фарранфор, и судье наконец пришла «рука», о которой он грезил столь долго – четыре дамы и семерка треф. На мгновенье в глазах судьи полыхнула радостная искорка. Но, должно быть, и О’Коннор не остался в накладе — он не спасовал, когда судья покрыл ставку падре, а поднял её на пять фунтов. Святой отец ответил тем же - покрыл ставку и поднял её уже до 10 фунтов. О’Коннор дрогнул. Боевой задор в нём разом угас, и он вышел из игры, потеряв, как и вначале, 12 фунтов.
Судья нервно впился зубам в ноготь большого пальца. Затем решительно покрыл десятку священника и поднял ставку до 10 фунтов.
- Трали через пять минут, - сообщил проводник, заглядывая в купе.
Взгляд падре в отчаянии метался между горой спичек на середине стола и лежащей перед ним маленькой спичечной возвышенностью стоимостью в 12 фунтов.
- Что делать, Господи, что мне делать? – дрожащим голосом вопросил он.
- Святой отец, - отозвался О’Коннор. – Вы больше не можете повышать ставку. Вам нужно покрыть её и попросить судью показать карты.
- Наверное, вы правы, - с дрожью в голосе отозвался пастырь и подтолкнул фишки ценной в 10 фунтов на середину стола. У него осталось всего лишь 2 фунта. Он застонал.