Фредерик Форсайт
В дураках
Удобно расположившись у окна купе первого класса, судья Комин развернул привычную «Айриш Таймс», пробежал глазами заголовки и сложил газету на коленях — за четыре часа поездки он ещё успеет прочесть её от корки до корки. Судья рассеяно посмотрел в окно — на перроне, как всегда перед отправкой поезда, суетились и толкались пассажиры. Еще пару минут, и локомотив покинет дублинский Кингсбридж и неторопливо покатит в графство Керри. Там, в городке Трали, судью ждала работа. «А как хорошо было бы ехать в купе одному, — мелькнула вдруг мысль. — Посидеть, неспешно полистать документы, подумать».
Но мысль не успела толком оформиться, как дверь купе заскользила, открываясь, и кто-то вошёл. Судья даже головы не повернул в его сторону. Вновь прибывший забросил пожитки на багажную полку и уселся напротив за полированный красно-коричневый столик.
Судья осторожно скосился на него — щуплого, тонкого, как тростинка, человечка с озорным хохолком взъерошенных рыжих волос и жалобными карими глазами. На человечке был твидовый пиджак, жилет и вязаный галстук. Жокей или клерк, решил судья и вернулся к созерцанию толчеи за окном.
Дежурный по станции что-то прокричал машинисту паровоза, еле различимому из-за клубов дыма, и пронзительно свистнул в свисток. Поезд тронулся — из-под колес вырвалось облако пара, плавно качнулись вагоны. И вдруг мимо окна пробежал пастырь в чёрной сутане. Наружная дверь хлопнула, в коридоре зазвучали шаги, и несколько секунд спустя в проёме купе возник новый попутчик. Пыхтя и отдуваясь, он с громким «уф» рухнул на диван.
Отметив вскользь дородность и розовощёкость служителя церкви, судья Комин, демонстрируя истинно английскую сдержанность, приобретённую им за годы учёбы в Англии, снова уставился в окно. Искусство общения с незнакомцами в университетах туманного Альбиона не преподавалось.
Зато человек-тростинка, видимо, владел им безо всяких университетов.
— Клянусь святыми угодниками! — воскликнул он. — Ещё б чуть-чуть, и не видать вам этого поезда как своих ушей, а, падре?
— И не говорите, сын мой, — замахал руками священник, судорожно глотая ртом воздух, — до сих пор все поджилки трясутся!
На этом разговор, к радости судьи, иссяк. Позади, исчезнув из виду, осталась станция Кингсбридж, её сменили унылые, невзрачные дома, что в те годы во множестве ютились на западных окраинах Дублина. Состав Большой Южной железнодорожной компании разгонялся всё быстрее и быстрее, колеса стучали увереннее и чётче. Судья Комин расправил газету и погрузился в чтение.
Заголовки пестрели новостями о премьер-министре Имоне де Валера, который днем ранее, выступая в нижней палате Парламента, выразил одобрение проводимой министром сельского хозяйства политике цен на картофель. В самом низу газетной полосы, в «подвале», разместилось крохотное сообщеньеце, что некий господин Гитлер вторгся в Австрию и присоединил её к Германии. «Что ж, — досадливо подумал судья Комин, — никто не вправе диктовать редактору, где следует размещать новости, его рука — владыка». Всё остальное в газете оказалось полной чепухой, и вскоре судья свернул её, достал из портфеля кипу документов и принялся внимательно их изучать. Миновали Дублин, за окном потянулись зеленые поля Килдэра.
— Сэр, — робко окликнули его с противоположной стороны стола. «Господи, — всполошился судья, — он хочет поговорить!». Судья строго взглянул на попутчика, но тот смотрел с такой умильной собачьей преданностью, что судья смягчился.
— Простите, сэр, вы не возражаете, если я займу часть стола?
— Будьте так любезны.
— Большое спасибо, сэр, — учтиво поблагодарил мужчина, судя по акценту, уроженец северо-западной Ирландии.
Судья снова погрузился в бумаги; они касались одного запутанного гражданского дела, решение по которому ему предстояло вынести по возвращению из Трали. В Керри, где завтра он возглавит ежеквартальные слушанья, сложных исков наверняка не предвидится. Все же прекрасно знают, что в этих сельских окружных судах ничего серьёзного никогда не рассматривается, иначе у деревенских присяжных, которые иногда по самым простейшим делам умудряются принимать самые нелепейшие решения, и вовсе ум за разум зайдёт.
Тем временем Тростинка вытащил из кармана колоду замызганных карт и начал раскладывать пасьянс. Судья сделал вид, что ничего не заметил, однако пару минут спустя, привлечённый странными цокающими звуками, всё-таки оторвался от документов и недоуменно посмотрел на соседа по купе.
Тот, прищёлкивая языком, сосредоточенно изучал карты в нижнем ряду. Судье хватило одного мгновения, чтобы отметить явную оплошность раззявы-Тростинки — не заметив красной девятки, которую следовало положить на чёрную десятку, тот доставал из колоды три новые карты. Судью так и подмывало подсказать ему верный ход, но он взял себя в руки. «Спокойно, — приструнил он самого себя. — Меня это не касается».