– Что ж хорошего?
– То, что ты сможешь выйти за-муж за меня.
Эта перспектива привела меня в ужас. Я убрала руку и отодвинулась.
– Я по-го-во-рю об этом со своим па-пой.
– О чем?
Посмотрев на своего потенциального жениха, я почувствовала приступ тошноты и с огромным трудом сдержалась, чтобы не заехать ему по уродливому лицу.
– Но ведь тебе нет восемнадцати?! – истерично воскликнула я.
– Мне уже семнад-цать, – как ни в чем не бывало пропел урод.
– Ты разве не знаешь, что в брак вступают с восемнадцати лет?! Ты еще слишком молод, чтобы думать о женитьбе.
– Я это знаю. Но ведь бы-вают и не-пред-виденные обстоя-тельст-ва.
– Какие еще непредвиденные обстоятельства?
– До-пустим, если ты за-бе-ременеешь.
– От кого?!
Я поняла, что задала весьма неосторожный вопрос. Ответ, вне всякого сомнения, не принесет мне ничего хорошего. Я заранее знала этот ответ и страшно боялась его услышать.
– От ме-ня, – прозвучало как приговор.
– От тебя?!
– А по-чему бы и нет! У ме-ня очень качественное се-мя. Мне об этом ска-зал мой домашний врач. Он сказал, что лю-бой жен-щине, которая бу-дет со мной близка, бу-дет очень тяжело пре-дохра-няться. Семя слишком мощ-ное.
– Бог мой, – пробурчала я и, резко поднявшись с пола, направилась к выходу.
– А как же мо-за-ика?! – послышались мне вслед слова урода. – Ты ведь еще не все соб-ра-ла!
– В следующий раз. Как-нибудь в следующий раз…
– Но я хо-чу сейчас!
– Хотеть не вредно.
– Если ты бу-дешь так со мной разго-ва-ривать, то я ска-жу своему па-пе и он сделает из тебя герба-рий. Ты бу-де-шь ле-жать рядом с моими стре-ко-зами и ба-боч-ка-ми.
– Уж кого нужно засушить, так это тебя, чтобы все поражались, какие ошибки может творить природа, производя на свет таких страшных уродов, – быстро выпалила я и выскочила из комнаты.
На кухне я встретилась с домработницей Еленой Михайловной, которая лениво возилась у плиты. Увидев меня, она улыбнулась:
– Обед скоро будет готов. Может, пока что-нибудь перекусишь? – ласково спросила она.
– Боюсь, у меня еще нет аппетита.
– Тогда выпей чашечку кофе. Это взбодрит.
– От чашечки кофе не откажусь.
Сев в самом дальнем углу просторной кухни, я пригубила горячий ароматный кофе, стараясь сдержать нахлынувшие слезы. Неожиданно я заметила на руке мелкую красную сыпь, и чуть было не ошпарилась кофе – руки у меня затряслись. Услышав мой стон, женщина обернулась и растерянно посмотрела на меня.
– Вам по-прежнему плохо? – тихо спросила она, обращаясь ко мне то на «вы», то на «ты».
– Да, я все еще не могу прийти в себя и оправиться от нервного потрясения.
– Нервы нужно беречь смолоду, потому что в старости они могут очень даже пригодиться. Я думаю, тебе нужно подружиться с Лешиком, иначе могут быть большие проблемы.
– Подружиться?!
– Вот именно. Ты не смотри, что он такой уродливый и совсем не симпатичный. Ты должна знать, что от него многое зависит. Его отец любит свое чадо больше жизни и всегда идет у него на поводу. Он исполняет все его прихоти и старается сделать все от него зависящее, чтобы Лешик комфортно себя чувствовал и не вспоминал про свою внешнюю ущербность.
– Вы считаете, что он ущербен только внешне?! Уроды не только уродливы телом, они уродливы и душой.
– Лешик вполне здоровый, полноценный, умный и физически развитой мальчик, – сказала, как отрезала, женщина.
– Мне кажется, вы его переоцениваете. Представляете, он заявил, что мы можем пожениться и я могу от него родить.
– Он не преувеличивал. В плане физиологии он совершенно нормальный мальчик без каких-либо отклонений. Его отец ждет, что у него обязательно будет наследник. Кстати, хоть Лешин отец и прячет свое чадо в этом доме от назойливых глаз и даже несмотря на то, что мальчик не бывал на улице, а получал знания в этих стенах от учителей, занимающихся частной практикой, он завидный жених, за которого пошла бы любая мало-мальски смышленая женщина.
– Надо же. А мне кажется, что его будущей жене можно соболезновать, но только не завидовать. Да и вообще, я сомневаюсь, что найдется такая дура.
– У Лешика в банке приличный счет, который ежемесячно пополняет отец. По крайней мере, его жене не придется работать, а это очень важно в наше жестокое время. Большинство современных женщин пашут сутки напролет без отпусков и выходных дней в надежде встретить достойного мужчину, который взял бы на себя материальные заботы о семье и позволил бы женщине соответствовать ее прямому предназначению.
– А какое прямое предназначение женщины?
– Рожать детей и хранить семейный очаг. В общем, заниматься хозяйством.
– Боже мой, какое страшное предназначение! Я бы не хотела посвятить себя домашнему хозяйству. У женщины должна быть любимая работа, иначе она потеряет уважение мужчины. Хотя в наше время все поменялось. Мужчины боятся самостоятельных женщин. Они предпочитают домашних безропотных куриц, которые уже давным-давно утратили чувство собственного достоинства, защищая свою слабость разговорами о семейном чувстве долга. Наверное, нет ничего унизительнее, чем находиться на содержании у гадкого урода, сделавшего состояние за счет своего отца. Ложиться с ним в одну постель, восхищаться его уродливым телом, внушать ему то, что он самый красивый и желанный мужчина, притворяться, имитировать оргазм, пряча подальше жуткую брезгливость, и рыдать по ночам в подушку, проклиная свою страшную жизнь, успокаивая себя тем, что у тебя есть семья, и не важно, какая она, главное, что она есть, и что твой муж – добытчик и тебе не приходится, как многим другим женщинам, думать о хлебе насущном, а сами по себе деньги стоят того, чтобы ради них многое терпеть. Кому нужна такая жизнь? А за любое терпение приходит расплата. От этого никуда не денешься. Деньги нужны нам для того, чтобы чувствовать себя свободными, полноценными и независимыми, но только не затем, чтобы чувствовать себя терпеливыми.
Я не сомневалась, что домработнице не понравились мои рассуждения. А может быть, они затронули в ней что-то личное. Во всяком случае, она молча отошла к раковине, наполненной посудой, и принялась ее мыть. Допив кофе, я поставила пустую чашку и спросила уже более спокойно:
– Скажите, а у Леши есть мама?
– Нет, – растерялась домработница.
– Но ведь она же была?
– Конечно, была. Не в капусте же его нашли. Говорят, она умерла при родах…
– Обидно.
– За что?
– За то, что она лишилась собственной жизни, подарив жизнь такому ничтожеству. Такое глупое самопожертвование. А вы не знаете, она была нормальная?
– В смысле? – непонятно почему, еще больше растерялась Елена Михайловна.
– Ну, она случайно не отличалась никакими уродствами?
– Говорят, была очень красива.
– Вот как?
– Да, – глухо пробурчала женщина и принялась мыть посуду.
Я уже хотела было встать со стула, но женщина вдруг повернулась и посмотрела на меня в упор.
– Что-то не так? – спросила я, почувствовав некоторую неловкость.
– Ты, правда, артистка?
– Конечно.
– Мне кажется, что я тебя где-то видела, только вот не помню где.
– В кино. Вы, наверное, видели меня в кино.
Женщина напряженно свела брови, словно старалась вспомнить хоть какой-нибудь фильм с моим участием. Неожиданно она вздрогнула, вытянулась, словно струна, и быстро отвернулась к раковине. Я почувствовала неладное, невольно взглянула на дверь и оторопела. На пороге стоял хозяин, жеманно пуская дым из дорогой трубки.
– Здравствуйте, – сказала я, нервно закашлявшись.
– День добрый. – Голос хозяина дома не предвещал ничего хорошего. – Как самочувствие?
– Получше.
– Это самое главное. Каждый человек должен самостоятельно заботиться о своем здоровье. Для меня нет ничего важнее здоровья собственного сына. Я надеюсь, вы с ним поладили?
– Мы пытаемся привыкнуть друг к другу. – Я принялась врать, пытаясь хоть немного разрядить и без того накалившуюся обстановку.
– Ты уверена?
– В чем?