Он не чувствовал в теле никаких изменений после каждого запуска, хотя по идее что-то в нём должно было меняться. С какой-то стороны, было конечно ожидаемо, что душа никак не будет ощущаться весомым грузом в самом теле, но всё же Лэнс думал, что Кит как-то даст знать о своём присутствии. Хоть какой-то же знак должен быть, нет? Или раз сейчас только начало, это ещё не значит, что их постигла неудача?
Снаружи точно не считали это неудачей как минимум потому, что Лэнс был живым. Пошла шестая, последняя, необходимая для влияния на организм партия эссенции. Лэнс уже настолько задолбался, что даже не понял, что чувствует: предвкушение, радость, страх или же столь привычную пустоту. Всё смешивалось.
Он думал так до того момента, как резко не дёрнул головой вбок. Даже глаза Лэнс распахнул от ужаса, насколько нехарактерно это действие было. Голова от резкости загудела, шею затянуло, а по телу стали проходиться волны холодящей дрожи.
Аллура стала что-то кричать на той стороне, Коран разом выкручивать аппараты. Они паниковали, но Лэнс даже не слышал, что ему кричали. Дело было не только в толще воды или плотной стенке капсулы — раньше было слышно что-то хотя бы приглушённо, а сейчас ощущалась лишь вибрация от ударов Аллуры по стеклу. Вообще слышны были лишь удары, глухие, но одновременно проникающие прямо внутрь, вглубь, в нутро, стучащие равномерно, чётко и больно.
Ему было страшно, потому что он не чувствовал тела. Оно тряслось, и эти вибрации отдавались по всему телу, но само тело было словно не его. Хотелось закричать от всего этого, но тело банально не слушалось — у него и так еле-еле удавалось поддерживать не закрытыми глаза, чтобы пытаться наблюдать за происходящим.
Лэнс правда был готов умереть, но не хотел этого. Никогда не хотел, тем более если это бессмысленно и не спасёт Кита. Он не жалел, но страх всё равно затапливал всё, ровно как и боль, которая разрывала сознание на части и чуть ли не выталкивала. Словно в голове образовался какой-то душащий ком, который давил и пытался смять что-то у него внутри, вытолкнуть, сломать.
Из милого — если он сейчас и умрёт, то умрёт, видимо, снова с Китом, как говорила Аллура. В этой агонии они до последнего будут вместе, так что и свой конец, как и хотел, Лэнс встретит отчасти с Китом. Жалко только, что команда будет себя винить. Но, судя по всему, принудительное отключение от системы скажется на нём плачевным образом, раз его насильно не вытаскивали из воды.
Глаза закрывались, постепенно, плавно, еле-еле — они дрожали от прилагаемых усилий, стараясь до последнего ловить отблеск снаружи. Под конец он увидел лишь Аллуру, бьющую по стеклу руками, что-то говорящую и, похоже, вовсю рыдающую, вместе с Кораном, усиленно перенастраивающего систему чуть поодаль.
И сознание покинуло его тело.
Сначала всё сдавило, продолжало жать на что-то внутри него, пока этот непонятный бушующий поток не истончился в тонюсенькую нить, на которую только надави и разорвётся. Он себя не то что не чувствовал — даже не помнил.
Лэнс хотел надеяться, что этот огонёчек, разгоревшийся в последний момент и обволокивающий его, его и спас. Или просто ему хотелось так думать, без разницы. Греться в нём было уютно и легко, и Лэнс хотел забраться в него, притереться, обнять и не отпускать — слишком родным было это чувство, которое отгоняло все тревоги.
Не то чтобы Лэнс верил рассказам людей после комы, которые говорили про белый свет, но как минимум верил в то, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. У него она пронеслась от и до самыми мельчайшими моментами, часть из которых, он даже думал, забыл навсегда.
На удивление, вдобавок его решило посетить также видение Кита. Хотя с какой-то стороны это было логично — он видит то, чего больше всего хотел. Медленнее всего перед глазами мелькнула именно лачуга Кита, старая, загромождённая и совсем хлипкая. Образ Кита, сидящего на окне, сгинающего перед собой ногу, упирающего в неё локоть и с напряжением вглядывающегося вдаль, на пейзаж за окном — пустынный, сухой и палящий, особенно въелся в голову.
Сон с таким Китом, задумчивым, лёгким, загадочным, но, боже, таким красивым, казался почему-то прекраснее всех прочих, в которых в последнее время Лэнс так стремился забыться. Именно этот казался именно живым, а не затхлым — словно мир снова обретал краски, а потерянные чувства возвращались. Прекрасный подарок, даже если Лэнс на грани между жизнью или смертью.
Образы размывались, трещали, но Лэнс успел ухватиться именно за этот и сказать ему хотя бы пару фраз.
— Думаешь, что я дурак? — печально сказал Лэнс, присаживаясь на другую часть подоконника с ногами и заглядывая в глаза по-прежнему и не думающему смотреть на него парню.
— Да нет, если подумать, я бы поступил, возможно, точно так же.
— Чёртова любовь? — Лэнс с интересом в глазах приподнял бровь.
— Она самая, — поддержал Кит, безрадостно хмыкнув. — Хотя того, что ты всё равно дурак, это не отменяет.
Этот образ постепенно сметался и сдувался, раскрашивая стены жилища в светящихся трещинах, но, на удивление, Кит успел поцеловать его, когда так хотел этого именно Лэнс. В этот момент он словно на самом деле чувствовал вес губ Кита: не тепло, не мягкость, но что-то родное ложилось на них и оседало приятным комом в животе. Перед тем как всё испарилось, он услышал и ещё один последний приглушённый потрескивающий шёпот.
— Я тебя люблю, Лэнс.
Это самый прекрасный сон на свете.
Когда Лэнс открывает глаза, он не верит уже ничему. Сердце всё ещё бьётся как бешеное, и прямо чувствуются эти нескончаемые удары, от которых в груди становится больно. А может, от чувств ему больно, без разницы. Лэнс рвано вдыхает воздух, ещё не понимая, что происходит, и цепляется рукой за грудную клетку, с силой сжимая какую-то ткань на себе. Взгляд, разбитый, хрупкий и ошарашенный, упирается в какой-то белый потолок — похоже, алтеанский.
Такое ощущение, что по всему телу до сих пор ощущается влага, хотя чуть позже Лэнс соображает, что нет — мокро было лишь на щеках. Он расплакался на самом деле, и сейчас до сих пор из его глаз лились слёзы, которые он не понимал, как скатывались, когда начали, зачем, почему, отчего.
— Лэнс! — в поле зрения, вдобавок к потолку, тут же показалась Пидж. Её лицо было счастливо — да судя по её поблёскивавшим глазам, она чуть ли не плакала от счастья, насколько была рада его видеть. — Лэнс, Лэнс, ты как? О боже, Аллура, я сейчас, я должна, я… — девушка засуетилась, но Лэнс, болезненно поморщившись, прервал её и вцепился чуть выше запястья.
— Пидж, что ты? Секунду, — он поднял вторую руку, чтобы потереть ей больно покалывающий висок — хотел ещё сказать что-то, как что-то непонятное попало в его поле зрения. Когда он смог рассмотреть это, то даже ахнул и распахнул глаза, ведь из его руки, торчал, эм, причудливый разноцветный провод и, похоже, не он один. — Эм, ты… что происходит?..
— Что происходит?! — выпалила Пидж, рассвирепев вмиг и отбросив чужую руку. — Да это что вы творите?! Вы совсем рехнулись! Ты чуть не умер со всеми вашими игрулечками! Я должна была вцепиться Аллуре зубами в руку, в глотку, но не отпускать вас! — угрожающе зарычала она и, опуская взгляд вниз, попробовала сжимать и разжимать кулаки, чтобы отдышаться от злости.
Лэнс удивился её истерике и искренним переживаниям — если честно, это было, несмотря на ярость в голосе и взгляде, правда приятно в противовес всему тому, что недавно случилось. Он попробовал подняться и, прохрипев, прислонился спиной к стенке.
— Ох, то есть я… вау, жив, — сипло выдал Лэнс, вытирая остатки от, похоже, переставших катиться слёз.
— Конечно, жив, балда, — шикнула Пидж и дала ему смачный подзатыльник, как потом резко стушевалась. — Ох, прости, я случайно. Тебе очень больно или?..