Может, всё-таки, это волшебство, и он давно уже околдован? Отсюда и сны, и видения под четырьмя липами, и радостное предвкушение встречи?
***
Анна мало спала ночью. То ей было жарко под перинкой - роскошным родительским подарком, то мешал стрекот сверчка в какой-то щели...
Анна думала о нелюдимом бортнике из предместья. О том, как встретились возле корчмы после представления батлейщика.
Она тогда подняла руку к голове...
...Страшный человек, отрезавший ей косу, саблей прихватил и кусок кожи с головы, чудом не раскроив ей череп. У Анны до сих пор сильно болело это место, хоть рана зажила давно. Если была дома, она прикладывала руку к затылку: под рукой боль постепенно утихала. Выходя на люди, Анна и там по привычке поднимала руку, тянулась к больному месту, но спохватывалась - терпела. А после того, как повстречалась с бортником, перестало болеть. Он сказал ей добрые простые слова, теперь голова не болит и больше не ноет сердце.
Эти два года после смерти мужа Анна жила и не жила на земле: ей казалось, что нет ей места, нет для неё ни опоры, ни стены, за которой была бы она в безопасности; нет крыши, под которой спрятаться ей от бури. В большой крепкой семье, под опекой родного дядьки, в тепле и достатке, она так и не изжила болезненный ужас пережитого, и страх неприкаянного одиночества стоял у неё за плечами...
Часто Анна молчала, потому что слезами готовы были налиться глаза. А
плакать и жаловаться она не имела права, с крепкой роднёй ей повезло. И доченьки, ласточки, всё рядом - и, значит, нельзя плакать Анне: детей и так едва отходили от испуга. Спасибо, шептуха Мокошиха научила Анну взять кусочек ржаного хлеба, завязать с солью в белую тряпочку, перевязать красной ниткой. Этим узелком погладить дочкам головки, а затем подкинуть под печь и три раза низко поклониться. Анна так и делала, кланяясь, просила, как велела Мокошиха: "Криксы, криксы, дарю вам хлеб-соль, белую рубашечку, красный поясок! Одарите и вы моих детушек добрым здоровьечком и сном!" Теперь доченьки спокойны, веселы, не кричат, не плачут по ночам, вскакивая на постели...
...Ей показалось: он говорил с ней, когда вошёл и стоял у дверей, ноговорил чудно, рта не раскрывая.... А потом он забоялся её, да так сильно, что страх сотряс его всего! И она испугалась не меньше, и как бы проснулась: вокруг семья, все говорят положенные слова, приглашают гостя, а она, Анна, стоит, как ступа...
У него глаза синие: смотрит - как будто ласкает её. Как хорошо! Когда уходил, она чуть не расплакалась, чуть не рванулась следом. Спрашивала: как ей жить дальше? Вот теперь его нет здесь, но Анне покойно, как будто он рядом. В середине ночи Анна услышала голос: он назвал её по имени, и она ответила, лучась нежностью: "Храни тебя Бог, милый человек!" А после спокойно забылась крепким сном. Во сне привиделся большой чёрный кот у её ног, но и в этом не было ничего плохого...
***
Днём Анна открыла мёд, принесённый гостем. Когда мазала хлеб мёдом, её Катеринка спросила:
- Этот медок собрали пчёлки?
- Да, пчёлки.
Тут же вторая дочка, Лизавета, важно сказала:
- Пчёлки - самые лучшие на всём белом свете козульки! А дядя у них медок отобрал?
- Нет, они подарили ему мёд за то, что он смотрит-бережёт своих козулек.
- Дядя придёт ещё? - опять спросила Катеринка. И Лизавета пояснила:
- Когда ты разговаривала с дядей на ярмарке, наши коровки сами ходили по земле, искали траву и мычали, да, мычали, только очень тихо. А когда мы пришли домой и рассказали об этом Стёпке, он не поверил; и наши коровки больше не мычат и не ходят - мы их рукой водим. Скажи дяде, пусть придёт, мы достанем коровок и наших лялек - поиграем!
Анна, чувствуя прилив счастья, обняла обеих дочек, велела им звать детей Кондрата: есть хлеб с мёдом, запивать молоком. Медовый бельчик отнесла, отдала хозяйке Марье, - пусть припрячет, а то надолго не хватит. Сама же уселась за прерванное шитьё, и тянула золотую нить, пока не стемнело.
А потом на третий день, - она считала! - прилетела ей на плечо синичка. Проскакала по руке в ладонь, клюнула легонько в середину, засматривала умными глазками Анне в лицо.
- Синичка, ты с весточкой от него? - тихо спросила Анна.
Птичка подпрыгнула, снова посмотрела на молодицу, выжидая.
- Скажи - жду его очень! - шепнула Анна, и, не придумав, что делать, приподняла руку. - Лети, птичка! Веди его к моему порогу!
Синица сорвалась, улетела на полдень. Анна проводила её глазами, а в доме рассказала о птице Марье, умолчав о том, что нашептала синичке. И рассказывая, так описала синицу, что получилась сказка о прекрасной чудной птахе, явившейся ей посреди двора.
Марья выслушала, как слушают малое дитя, улыбнулась и сказала:
-Тебе к счастью, красавица. А ещё синицы приносят холода, это уж точно: скоро задует полночный ветер, надо перетрясти кожухи.
***
Когда чародей подъезжал по тихой улице к своим весничкам, день клонился к вечеру.
Бод решил разузнать о жизни Анны в те годы, когда её не было в городе. Это могло многое прояснить. И только после он снова увидится с ней.
Пришлось глубоко и сильно вздохнуть, потому что опять почувствовал, что с наступлением ночи мысли об Анне, перекатываясь эхом, отзываются в душе.
У Бода было несколько способов разведать то, что хотелось. Но он выбрал обычный, как делали все добрые люди, когда хотели что-то узнать: направился в ближайший шинок. В городе их было несколько, как, впрочем, и броварен, где варили лёгкое пиво.
Коротконогая тётка Адарка, прибиравшая липкие столы, принесла кухоль пива, брякнула им об стол рядом с Бодом. Мещане за дальним концом стола играли в кости и повернули головы в его сторону только чтобы ответить на "Добрый вечер!"
- А не знает ли хозяюшка Анну Берёзкову? - не желая тратить время, подъехал к служанке Бод.
То, что он назвал её хозяйкой, очень понравилось Адарке. А ещё больше понравилась возможность поговорить со свежим человеком, да ещё об Анне Берёзковой. Конечно, она знает всё об этой Анне! И Адарка, перебирая криво поставленными губами, пошла рассказывать про Аннино детство: какой та была хорошей, справной девонькой, одна дочка у своих родителей, - добрая память им, светлый рай! И, конечно, со смаком пересказала нашумевшую историю про Аннино замужество. Проездом в Речице её заметил молодой парень. Вернулся за ней из дальних краёв, притащив через пол земли с собой сватов. И стоял перед растерявшейся девкой на коленях, заглядывая в глаза и умоляя выйти за него, неведомого чужака, замуж, а не то броситься он в седой Днепр с камнем на шее!
Бод только головой кивал. Да, неудивительно, что он подозревал Анну в чародействе.
- Ой, и повезло Анне, ой, и носил её муж на руках!
- Откуда знает это Адарка? Неужели сама Анна Берёзкова похвалялась?
- Нет, не похвалялась, а и не надо похваляться: муж дважды привозил Анну повидаться с родителями, из такой-то дали! Была бы не люба - не вёз бы, под лавку закатил, и забыл - вот как!
"Это правда, - согласился про себя Бод. - Мужчина стоящий - действительно любил её!" И получил ещё один укол под сердце тонюсенькой иглой. Он досадовал на себя и подумал, что ему, от страстей очищаясь, не то, что ходить, - скоро спать придётся на горячих углях.
- Анна тогда белой павой ходила, и муж не спускал с неё глаз, хоть женаты были несколько лет, и девчонки уже к тому времени подрастали. Чего ж тут думать? - шлёпала губами Адарка.
Бод, хмурый, молчаливый, впрочем, таким он всегда казался людям, не дотронулся до питья, незаметно подвинул кружку Адарке, и Адарка, похлёбывая пиво, продолжала:
- А когда случилась там у них война, мужа ейного убили, а Анна, голубка, натерпелась страху: ворог отрезал ейную русу косыньку, - о-от такую косыньку, до самой земли, - своей вострой сабелькой! - Адарка перекрестилась.