Собака Кондрата, умная Куля, почувствовала человека у весничек, но не залаяла, а услышав странные тихие слова, радостно завиляла хвостом, и Бод, легко вскочив на высокий замёт, спокойно спрыгнул во двор.
***
В доме Кондрата у младших детей хорошо ладилась игра. Кондрат-сницер нарезал многочисленной своей детворе всяких разных деревянных фигурок.
На большом столе квадратом лежали щепки: это двойняшки-шестилетки Лизавета и Катерина городили двор для своей скотинки. Вместе с коровами, лошадками, овечками и птицей у них по двору ходили и зайчики, и олень. Не достали из корзинки с цацками только медведя, решили, что ему не место во дворе.
Четырёхлетний Стёпка забирал у девчонок щепу - править дорогу через болото. Для этого он отправил к двойняшкам двух деревянных солдат. Когда Бод спрыгнул с ограды во двор, Стёпкины солдаты как раз уносили в своё болото несколько щепок. А новые глиняные коровки, прекрасные коровки, покрытые на боках блестящей поливой, закивали головами, махнули хвостами и потопали прочь со двора.
- Наши коровки пошли! - радостно завопили двойняшки.
Стёпка обернулся: солдаты под его командой мостили гать щепками, и он не видел, как ходят коровки. А девчонки столько ему об этом рассказывали!
И, правда, - убедился Стёпка - коровки, чуть переваливаясь, переставляли глиняные ноги по столу. Но коровки были не его игрушки, а значит ему, Стёпке, нечему особо удивляться, и он, надувшись, только важно пробурчал:
- Ну, и глядите теперь ваших любимых коровок, а не то их волки задерут!
- Нет, - стала спорить Катеринка, - мы загородим двор, отдай наши лучинки! - И неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешался Кастусь:
- А на что, Стёпка, твои солдаты топчутся, если у хозяек в городе волки задерут скотину? Вот Лизаветка и Катеринка пожалуются дядьке войту, и он побьёт твоих солдат батогами - чего не закрыли ворота на гостинце?
Стёпка перестал спорить с девчонками из-за щепы.
Братец Кастусь уже почти большой. Скоро ему, как и старшим братьям, батька разрешит спать в светлице при бане. Стёпка давно решил, что с этим братцем ему нужно ладить. Тогда, может, Кастусёк попросит батьку, чтобы и ему ночевать в баньке? Стёпке ой, как не хотелось остаться одному мужику с бабами да девками в хате! Он так и не признался мамке: как-то десятилетняя Танюшка пошутила с ним, сказала, что, когда Кастусь перейдёт в баньку, они, девчонки, будут тискать щекастого пухленького Стёпку сколько хотят, и щекотать.
- А ты, Кастусёк, дай мне свою лодочку! - с тоской обратился Стёпка к брату, которому отец уже позволил пользоваться ножичком, и теперь Кастусь за столом строгал из коры лодочки.
- Дай мне две лодки!
- Зачем тебе две? - удивился мальчик.
- Я скажу солдатам, чтоб посадили в лодки всех девок: и Таньку, и Катьку, и Лизку, и Ганулю-соседку, - и свезли их за реку!
Все взрослые, кто был в светлице, засмеялись.
Пятнадцатилетняя Ульянка, теперь старшая над детьми, спросила Стёпку:
- А меня тоже отправишь в лодке?
- Нет, тебя оставлю. Ты не щиплешься. И чего тебя увозить, если мамка говорит, ты сама скоро поскачешь со двора! - И Стёпка в который раз подумал, что проглядел, когда Ульянка научилась скакать со двора? Старшие братья умеют ловко прыгать через замёт, а как важная Ульянка в юбке дерётся на забор - непонятно.
Марья-хозяйка, чувствуя, что глаза у неё начинают слипаться и пальцы устали тянуть кудель, прекратила все эти разговоры, сказав, что на них лучины не напасёшься, и велела укладываться спать.
***
Анну словно кто-то позвал.
Это Он, - почувствовала Анна, мысленно спросила: "Где ты, сокол?"
"Я - под грушей. Видеть хочу тебя, Анна!" - принёсся дивный беззвучный ответ.
"Нехорошо мне выходить из дома в поздний час, - только и успела подумать строго воспитанная Анна. - Что подумают?"
"Все спят крепко-крепко, верь мне, люба моя. Попробуй - разбуди кого!"
Анна и сама слышала: все домочадцы считали сны. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом, посвистом мерного дыхания спящих людей. Старшие парни, спавшие порой шумным молодым сном, ночевали отдельно.
"Только бы не видел никто!" - охнула Анна.
И эхом отозвалось: "Никто нас не увидит, обещаю, Анна!"
Бод стоял под старой грушей. Эта огромная, толстая груша была так высока и ветвиста, что речицкие люди, если случалось им возвращаться из дальней дороги по гостинцу, издали, за несколько вёрст, различали вершину дерева и говорили: "Ну, вот и Кондратова груша! Скоро будем дома!"
Великолепное дерево указали в переписи имущества каморники, проводившие в городе волочную померу. Они посчитали размеры городских дворов в прутах*, перечислили, сколько в каждом дворе хлевов, клетей, жилых хат со светлицами; описали, сколько есть в светлицах лавок, столов, печей, чем мощёны полы, и в той же государственной бумаге, восхищаясь, отметили у хозяина Кондрата Седько "превеликое древо посредь двора"*.
Бод ждал, прислонившись к стволу спиной. Думал об Анне и знал, что она почувствует его приход.
Он сказал ей, что стоит под грушей, что очень, очень хочет её видеть. В этот поздний час все спят, и будут спать столько, сколько будет нужно: он постарался, чтобы все спали крепким счастливым сном. Никто их не заметит. Анна! Анна! Анна!
Легко отворилась дверь, и светлый силуэт обрисовался в темноте двора.
Бод, радуясь встрече, мягко ступая, подошёл. Анна остановилась, замерла, опустив ресницы.
- Здравствуй, милая!
- Здравствуйте!
- Я спешил к тебе.
- Я ждала.
- Хорошо ли, что мы встретились?
- Да...
- Хорошо, когда я рядом, лада моя?
- Да, хорошо...
- Я так и обещал, помнишь?
- Помню...
- Не боишься меня, Анна, голубка?
- Нет, не боюсь...
-Так почему же не поднимаешь очи? - Бод был так близко, что чувствовал её тепло, не нуждался в ответе - понял.
- Ты сам всё знаешь. А я - не ведаю, что будет, если я взгляну на тебя? Может, мне лучше не смотреть тебе в глаза?
"Может, лучше и не смотрела бы ты мне в глаза! - подумал Бод. - Ты не сирена, но ты равна мне по силе своего чародейства! Я и сам не знаю, как такое возможно?! И не знаю, что будет в этот раз, если взгляды наши опять встретятся!". Но эту мысль птицей не послал к Анне. Только глубоко вздохнул, осторожно взял Аннины ладони в свои и, опять удивляясь, как хмелеет от близости к ней, помолчал, подумал, и сказал:
- Анна, я не прост...
-Знаю.
Бод подавил недоумение: что-то удивительное крылось за их знакомством, и тайна не хотела раскрываться. А он не собирался ждать, когда раскроется тайна - женщина уже перед ним. Он так ждал встречи! И чародей, внутренне дрожа, моля небо лишь об одном - чтобы эта душа его не отвергла, тихо сказал:
- Я многое умею из того, чего не понимают люди...
- Да, - кивнула Анна, всё ещё глядя в землю. И добавила с чувством, притянувшись к нему, - спасибо за то, что любишь меня!
Как?! Она читает в его сердце?
- Люблю, люблю, Анна! Люблю я тебя! Хоть и не готов к этому, и не знал, ни гадал, что так случится со мной, но запал я на тебя! О-о, женщина! - и Бод, держа Анну за руки, по очереди медленно перецеловал каждый её пальчик. Она поднесла к своим губам его большую ладонь, надолго прижалась губами к тому месту, где две линии судьбы сходились в глубокую борозду, пересечённую лучистой звездой. Потом приложила эту ладонь к своей пылающей щеке, так и не решившись взглянуть на него.