— Ну и де она? де она там?… и де, де она, тая Максимовна? — слышно было все чаще сквозь шутки, смех и буйные пьяные выкрики.
— Ты стой здесь, а я у ворот ближе. Не воронь, зови, коли клюнет! — командовал в азарте Витька.
Ни сивушный дух, ни мерзкая теплая горечь уже не пугали. Решительными скорыми глотками Игнат прогонял до конца очередную жгучую порцию. Витьке фартило явно заметнее в тот вечер, он не забывал о друге, но о самом себе в первую очередь, и это было заметнее с каждым часом.
— Там друг твой, глянь: фигурное катание! — сообщили вскоре Игнату, смеясь и показывая пальцем в сторону забора. — О! гляди-гляди, снова пошел на круг… Стоять, стоять!
Выписав мелковатой дробью на непослушных ногах сразу две заплетастые замкнутые фигуры, Витька хватанул неуклюже обеими руками за дощатый заборчик и резким обвалом ринулся вниз.
— Готов клиент!
— Оп-па, с копытов! — заливался рядом явно тоже добавивший Генка-Артист. — Абзац, пора тралевать до хаты.
Витька уже тогда тянул кг на семьдесят с гаком, но предстоящая задача его доставки домой показалась Игнату вначале совсем несложной. После очередной «допинговой» сивушной порции вновь бодрящей волной наплыла, завластвовала эйфория, но теперь это была уже не та возвышенная, невесомая, сладостная эйфория, как в начале, а какая-то смешливо-дурашливая.
Теперь смешило буквально все вокруг, но если бы вокруг ничего и не было, то все равно наверняка было бы неудержимо смешно. В особенности же смешил теперь Витька, его непрекращающиеся ни на мгновенье замысловатые кульбиты, его мучительно застывший, обвислогубый взгляд. Самому Игнату без всяких сомнений казалось, что он еще довольно твердо, уверенно стоит на ногах, но со стороны это выглядело явно иначе.
— Як воши! — глядя на их нелепую возню, тоже не могли удержаться от смеха подряд все встречные. — Як те воши по околице скачете… И где так, небось у Терешки?
— Поспешай народ, там еще всем наливают! — хохотал в ответ Игнат.
Напрягши силы, с натужным нутряным выкриком «дав-вай!» — поднимал он грузное вялое тело, надавал резко вперед короткий поступательный импульс. Витька, согнутый почти вдвое, переступал по инерции мелко два-три шага, потом его заносило извилисто на беспорядочные круги, заваливало круто назад и вниз… И каждый раз Игнат не мог удержаться от смеха, неудержимый смех это перерастал по ходу в бессмысленный хохот, отнимал последние силы, и он тоже летел обвалом планирующим вниз на покрытую росистой влагой траву, летел со всевластным беспамятным смехом.
Лишь изредка, короткими мельтешными урывками, но весьма явственно проступало в сознании то самое, знакомое еще с раннего детства, удивительное ощущение того, что он теперь уже как бы и не он, а некто иной совершенно… И этот некто иной сквозь туманное хмельное марево снова с любопытством чрезвычайно внимательно взирает на происходящее вокруг.
— Я! Я!.. Я — как не «я» теперь! — восклицал Игнат тогда сквозь беспамятный смех, словно это открытие странное одновременно и смешило, и изумляло его. — А ты, ты кто теперь, Витька?.. Ты… ты хоть себя теперь помнишь?
…Так трехминутная скорым шагом, утоптанная травяная дорожка напрямик до витькиной хаты растянулась в итоге на целый час с гаком.
Вновь они встретились среди недели.
Прошло лишь несколько дней, но сейчас казалось много больше. А еще казалось, что произошло за этот вроде бы очень долгий срок что-то особое, важное. Они долго не могли начать разговор, с беззвучными коротенькими смешками внимательно вглядываясь в лица друг другу.
— Кла-а-сс! — крутнув головой, с тем же беззвучным смешком проговорил, наконец, Витька. — Не описать, не высказать… Отжил слегка?
— Слегка-а… а еще и теперь…
— Засекла мамка?
— Не-а… сначала. Я на цыпочках быстренько в хату заскочил, и сразу в кровать. И заснул скоро, и нормалюк вроде, а уже под утро… Голову кружит, кружит, искры мельтешат, мельтешат и… все на ковер!
— Ясно! — хохотнул сочувственно Витька. — Дальнейшее можно опустить… А я… мои так и сами, считай, приползли только под утро.
И он неожиданно подмигнул со своей знакомой лукавой хитринкой:
— Так что тут стоим, зря времечко мучаем?.. Похмельнемся по ма-ленькой?
— Я… я… пас! — даже замахал руками в ответ Игнат. — Я пас! Хватит с меня и одного такого эксперимента.
— А ты уже… всерьез!
Вот так однажды вечером, удовлетворив свое давнее детское любопытство, друзья хорошенько познали, как и сам неописуемо притягательный винный «кайф», так и его неизбежные обратные утренние побочные эффекты. Были постоянно на глазах в родном поселке и другие, куда более красноречивые обратные эффекты этого рода: тот же Андрюха, например, и его недолгий путь от всеобщего кумира-любимца до того, кем он стал теперь.
И еще долго впоследствии Игнат и Витька (а они частенько говорили об этом) «просто понять не могли» некоторых своих ровесников, хороших знакомых, друзей и приятелей. Еще вчера, казалось, они все вместе азартно, неутомимо гоняли футбольный мяч, плескались с наслаждением в речке, охотились самозабвенно с лукошком в заветной грибной пуще. И вот теперь все это громадное, то, что еще вчера так наполняло, увлекало, захватывало — теперь это нисходило стремительно куда-то в ничто, в безвозвратное прошлое, как что-то пустое, никчемное, детское… И вот теперь с утра до ночи уже совсем другой интерес, совсем другой азарт, совсем другая охота:
— Привет, орлы! И где это с раницы добренько глынули?
— Сам ты… сам ты, гляди уже красный, як брысь.
— Я ж только наперсточек!
— Х-ха, вчера с раницы ты тоже наперсточек, а пад ве-ечер… як вуж! — и т. д.
Та первая в жизни друзей серьезная пьянка надолго осталась для них и последней. Лишь изредка, когда в поселке снова субботним вечером гармошкой заливчатой звонкой, ударами бубна ритмичного призывно гремела на всю околицу залихватская свадьба, кто-то из них мог подмигнуть вдруг шутливо:
— Кайфанем, а?… хоть по маленькой?
И через мгновение они уже усмехались оба, покручивая памятно головой.
Для будущего поселкового мальчишки не имело принципиального различия, к какой из двух первых групп взрослого населения, «элитной» или «гегемонов-работяг» принадлежали его родители. Ты мог, например, хорошо учиться, поступить в институт, а дальше все зависело от твоих способностей, твоего характера и приветного взгляда тех Высших сил, что определяют конкретно нашу судьбу-удачу в решающие, поворотные моменты нашего земного существования. Однако свои определенные принципы, свои ограничительные рамки имеются, по-видимому, и у сил Высших, и у юных представителей группы третьей, «винно-ручьевой» шансов выбиться в люди, «человеком стать» почти не было.
Сенсационным триумфом своим Витька совершил почти невозможное.
И теперь это был совершенно другой Витька. И в глазах взрослых, и в глазах друзей-приятелей, и в глазах собственных… И лишь одно обстоятельство теперь тревожило и беспокоило Игната.
Воскресенье теперь было для Витьки единственным на всю неделю свободным от занятий днем. Кроме того дорога из города домой занимала не менее пяти часов. Домой Витька приезжал в субботу поздно вечером, и уже назавтра вечером отправлялся назад. А днем он все время был в компании таких же, как и сам, счастливых победителей.
Ты мог подойти, поздороваться.
— А-а, школяру приветик! — слышал в ответ. — Уроки учим?.. Давай-давай, ско-о-ро…. совсем скоро уже вам.
А потом — потом тебя словно и нет рядом. Ты только и слышишь:
— Х-ха, в нашей группе такая компашка подобралась!
— А у нас! Ты только одни кликухи послушай: Бамбук, Злоня, Керенский, Мэлф…