— Ну-ка, запишите ему, Наталья Сергеевна, в протокол двадцать пять процентов на балансовую! — бросает, наконец, безапелляционно начальник цеха.
В конце каждого месяца балансовая комиссия, и на ней все итожится. Реально это лишь одно означает: четвертак прогрессивки из вашей зарплаты только что как ветром сдуло. И уже потому, потому хотя бы, еще совершенно не вникнув в суть своей работы, ушлый новичок-технолог основательно знает — только тому живется безбедно в цеху пятьдесят, у кого на все и про все есть «бумажка».
Понимающий человек свой человек на счету у Натальи Сергеевны. И, между прочим, если попросит уж очень, то она может и не зачитать отмеченный пунктик в срок, как положено. В порядке исключения, разумеется, на свой страх и риск, вроде, да только начальству понятно сие. Психология здесь, педагогика заложена важная: пускай! — пускай, мол, почувствует значимость… Но разгильдяйству не место в цеху пятьдесят, отсюда и доверие полнейшее.
А уже тот, кто не понимает величья бумажного, тот в глазах Натальи Сергеевны и не работник вовсе, личность случайная, временная в цеху пятьдесят. Как этот, например, новенький. Их новый старший технолог на робототехнической линии.
Наталья Сергеевна вообще на полном серьезе считает, что человек он «ненормальный». Нет, конечно же, не в том прямом смысле, что с приветом парень, явной шизы за ним, вроде, и не замечено. Да только нормальные люди — они зачем на работу ходят?
Чтобы зарабатывать деньги.
А вот зачем ходит на работу в цех пятьдесят их новый старший технолог — этого, пожалуй, он и сам толком не знает. Ведь это только поначалу казалось Наталье Сергеевне, что так у него по неопытности одной выходит, что просто не понял пока еще парень после прежних «сонных» отделов своих, куда теперь-то попал. Поначалу даже наставлять пыталась, говорила не раз:
— Ты думаешь, почему?… Почему другие вот так, язык на бок свесивши, по этажам да по начальству изо всех сил носятся?.. Так просто?.. Нет, дорогой мой, совсем не просто! А для того, для того именно, чтобы все бумажки нужные утвердить своевременно, пунктики свои закрыть до единого… И не стоять потом крючком гнутым, мокрой курицей при людях на диспетчерской… И прогрессивочку свою получить целиком! — целиком до единой копеечки…
— Из-за двадцатки, ну двух, так носиться? — хмыкнув, перебил он однажды. — Ну-у, у вас и стимулы…
— У нас!… ишь ты!… а у вас?… вот у тебя, например? скажи вот ты сам, что у тебя-то за стимулы?
— Работать!.. Работать всего лишь по-настоящему, Наталья Сергеевна… Чтобы с пользой да толком работать, а не бумажки день-деньской бегать по начальству, подписывать… Как у буржуев там, знаете? Приятеля моего одного со станкостроительного направили этим летом к немцам на практику… Предприятия родственные, ну и, значит, в порядке обмена опытом… А у них там резину не тянут, раз пришел, то и показывай. Поставили сразу на линию и… очень скоро аврал! Вот он и давай по привычке по нашенской протокол сочинять, да на подписи… Так ему сразу в облом: «Ты для чего здесь, приятель?.. Ты зачем на линейку поставлен, дело делать или канитель разводить?.. Ты нам сейчас по делу! — по делу конкретно скажи, если ты инженер называешься…» И вот потому! Вот потому-то у них так, а у нас этак получается, Наталья Сергеевна… Вас-то самих, если честно, не достала еще круговерть эта бумажная?
Как по живому резнули тогда слова эти Наталью Сергеевну. И вспомнилось вдруг на мгновение то, что казалось давно позабытым… Но ведь в том-то и дело, что рассуждать так только одной детворе желторотой можно после школ-институтов своих, правильных слов наслушавшись по уши да умных книжек от зубов начитавшись… А нормальный человек, шестой год на реальном производстве работающий, давным-давно позабыть должен, что оно там, в тех умных книжках пишется… Нормальный человек давным-давно понять должен, как оно у нас на самом-то деле выходит.
С такой философией не задержишься долго в цеху пятьдесят.
И… куда?
Куда, укажите, потом?
И где это у нас видано так, чтобы «с пользой-толком да по-настоящему?»
Валера Ушков, старший технолог на рабочей линейке цеха Љ50 — один из старожилов здесь. А это значит в прямом соответствии он, как раз, из тех, что «свесивши язык, по этажам да по начальству изо всех сил носятся». Тоже, как водится, семья у него, детишки-школьники, и на съемной квартире пока перебиваться приходится, а одно это удовольствие сегодня каких денег стоит в столице. Считай, ползарплаты Маринкиной так просто отдай каждый месяц хозяйке в кармашек холявный — важнее, важнее всего на свете Ушкову Валере, какое лицо у Маринки его, когда вручает он ей в начале каждого месяца получку.
Это только и есть сейчас один такой единственный деятель в цеху пятьдесят, как их новый старший технолог на робототехнической линии, который может расхаживать напролет рабочую смену целиком вразвалочку, спать на ходу в шапку и доказывать другим без конца одно и тоже:
— Здесь от меня все равно ничего не зависит!
Еще и прибавляя при этом частенько с ухмылочкой:
— И ради этой двадцатки…
Вряд ли это у него искренне, лишних денег ведь ни у кого нет. А, впрочем, может у него папка-мамка крутые, может еще и побольше сынку на кармашек каждый месяц приплачивают. Видал и таких Валера, видал еще в институте. Приехали они, студенты как-то раз «на картошку» в колхоз, старший и говорит одной такой вот принцессе:
— Хорош, Людка, сачкуем по-черному…
А она ему в ответ гонорово:
— Мне маманька строго-настрого приказала не перетруждаться здесь очень. Если что, она мне доплатит!
А вот ему, Валере Ушкову, доплачивать совершенно некому. Старики-родители на пенсии давно, да и какая там пенсия, колхозники бывшие. Что с них возьмешь, картошки мешок разве да сальца-колбаски раз в год, когда кабанчика заколют — им и самим-то подчас не мешает деньжат подбросить на старость… В общем, кому как, а немалые, совсем немалые для Валерки Ушкова денежки двадцать рублей, когда молоко-хлеб в магазине по двенадцать копеек, а курятины кг два с полтиной… На двадцать рублей, если с умом, целую неделю даже очень запросто прожить всей семьей можно.
Ему ведь, как и другим старожилам в цеху пятьдесят, уже сейчас это видно: нет, не задержится надолго здесь новый технолог. Романтик он абстрактный, в облаках витает, а здесь человек сугубо земной, ушлый нужен. Все механизмы-винтики, двигающие сверху донизу, он вживую прочувствовать должен, пропитаться насквозь ими. Только тогда ты здесь одной крови, только тогда ты здесь по-настоящему своим станешь.
Все эти разносы на планерках-диспетчерских еще и ничего бы. Конечно, кому охота стоять вот так на людях мокрой курицей да истошные вопли от начальства выслушивать, но, пообвыкнув, можно запросто и фигу в карманчик с улыбочкой выставить. Мол, пошуми, пошуми-ка ты, дядя, потряси бородой да слюнями на ветер по брызгай, пар свой горячий на вольную волюшку выпусти… Если бы только не вот это, катастрофическое:
— Ну-ка, Наталья Сергеевна, запишите-ка ему в протокол на балансовую…
Страшнее, страшнее всего, когда твои денежки кровные, до последнего рублика, до копеечки единой наперед просчитанные и аккуратно по полочкам нужным хозяйски разложенные — вот так и одним махом! Система оплаты на «Интеграторе» предельно простая: оклад плюс половина оклада премиальных ежемесячно полагается. Вот эта-то половина премиальная как раз и есть она, та самая знаменитая «прогрессивка». Оклада тебя никто ни лишить, ни убавить не может, такое здесь железное правило, а вот прогрессивочку могут срезать и целиком, догола, хоть до последней копеечки. А 225 и 150 рублей, положим, для Валеры Ушкова разница катастрофическая. Не дай Бог подвесят все сто на балансовую — на молоке да на ребячьих шоколадках экономить придется.