Виктор Павлович цеховая душа изначально, не по нутру ему «сонное царство». Наверняка это знает, сам недавно испробовал — с полгодика высидел начальником небольшого бюро в отделе главного механика, как жена и друзья насоветовали:
— И зачем тебе эти беготня, нервотрепка?.. И так двадцать лет по це-ховым этажам мальчишкой носишься, пора и угомониться под старость, подыскать потеплее местечко.
И даже местечко нашли, подсказал ему шурин.
И что же вышло в итоге? — чуть полгода и высидел. Тоска, скука, рутина полнейшая на поверку выходит, изо дня в день одно и то же… Время ползет, как черепаха столетняя, ржавая; не дело, а полудрема тупая, тягучая… Одно только взгляды кидаешь тоскливо на циферблат часовой этот глупый, тоже, словно навеки уснувший: когда же, когда, наконец, пропади ты все пропадом, эти семнадцать-пятнадцать!
Опоздания, время штрафное в отделах-бюро заводских наиваж-нейший критерий работы. Пропускная система на «Интеграторе» самая модерновая, по принципу метрополитена. Пропуск свой личный вставил в турникетную щель на проходной, тут же и время прихода твое на работу с точностью до минутки отпечаталось. И как не рапортуй потом на верхах о самых грандиозных достижениях, а у кого в распечатке машинной итоговой меньше всех штрафных минут выбито, тот и претендент наиглавнейший на победу в социалистическом соревновании. Тому и почет наибольший, тому, разумеется, и премиальные денежки.
В цеху же сборочном на эти минутки смешные и не смотрит никто. Хорошо ведь известно, что здесь рабочий день только на бумаге нормированный, по распорядку внутрисменному отбой в те самые семнадцать-пятнадцать значится, а в реальности — в реальности добро бы и хоть в семь вечера домой за проходную вырваться. Здесь не минутки штрафные, здесь его величество план главный критерий работы! Нет плана, и прогрессивочка плакала, весь завод поголовно на голый оклад — вот, потому-то во имя его и часы перебегаешь лишние, вот потому-то во имя его и в выходные деньки на работу частенько подскочить приходится.
Время-времечко здесь как на крыльях летит, как мгновенье одно. То вдруг ОТК тормознуло приемку, то магазины, как в хор сговорившись, завалят по горло возвратами, то поставщики комплектующих под зарез напортачат по-своему, сплошь фуфла партийку кинут на сборочный и аккурат в конце месяца! — план горит, а собирать не из чего… И это лишь малая надводная часть цехового повседневного суматошного айсберга, и за все и про все именно ты здесь в ответе… Тут и минутки единственной лишней не выкроишь, тут на каждом шагу приходится в авральном порядке принимать решение.
Только его, Виктора Павловича беготня эта лишь раззадоривает, прямо в азарт некий игровой заводит. Тут уж не до глубин, не до высоких материй, жизнь мельтешит как в ускоренной съемке. С утра на работу, пропуск личный вставил-достал в турникетную щель и сразу полный вперед по вчерашним хвостам… Кажись, выбегал малость, глядь впопыхах в первый раз на часы, о! — вот уже и полсмены конец… Снова глядь на бегу, совсем вскоре, кажись — ничего себе! — а ведь и близко к пяти, к сменному финишу времечко движет… Еще разик мельком глянул в запарке шальной — ого! — вот уж и часика три перебегал…
Жена ноет опять:
— Ты и ночевать скоро там будешь!
И дружки снова смеются:
— Гляди, Витюша, придешь домой как-нибудь, а там только хлеба кусок черный да записки бумажка от женки… Давай-давай, мол, работай и дальше.
Всего около сотни цехов на объединении, и не в одном из них за два-дцать с лишком лет пришлось поработать Виктору Павловичу. Обычное дело на «Интеграторе», иначе ведь как стабильно в деньгах или должности вырастешь?
— Мозги в голове хорошо, но еще лучше, когда волосатая лапа! — еще в институте студенту Вьюноку от дружков ушлых слыхать не раз приходилось…
Здесь ведь тоже никак не откроешь америку. Оно и впрямь всего проще, когда есть толкач пробивной на верху — как по накату, как по слизи масляной карьерный процесс тогда в горочку катится. Вот скромный, кажись, паренек, вместе с тобой в одно время пришел на завод и достижения производственные у него абсолютно те же. А через годик-другой он уже почему-то «старший», через три годика начальник участка соседнего, а через десять ты ему уже и бумажки на визу в сафьянную папочку с почтеньем укладываешь.
Игорек Короленко в этом смысле вроде исключения редчайшего выходит, а впрочем… Считает, вернее всего, в данном случае папаша крутой сынка своего вундеркиндом. Мол, и так себя проявит, умница, самоходом верхушки высокой достигнет. А коли облом?.. Коли на линейке обычной застрянет на годы парнишка? — поглядим! — поглядим, как оно годков через пять обернется…
Виктору Павловичу с первых лет особо похвастаться не кем, а значит и самому в подходящий момент подсуетиться нужно. Моментик этот конкретный всегда очень тонко почувствовать надо. Вроде лафа, кажись, на обжитом местечке, и сама работенка по нраву, и с коллективом сроднился, на славу сработался… Да только чтобы хоть шажок малюсенький в деньгах или должности сделать, нужна вакансия соответствующая — а ее нет здесь, и в обозримом будущем никак не предвидится! Вот и начинаешь тогда шерстить по дружкам-знакомым, если не хочешь еще невесть сколько лет мелкотой беспросветной на побегушках носиться.
В пятидесятом цеху Виктор Павлович тоже недавно сравнительно. Пришел в кабинет свой уже после… После его, этого робота. Опытным глазом тот час до самой сути просек, чего этот агрегат механический, на весь Союз знаменитый, в действительности стоит. Но и не удивился особо, за двадцать с лишком лет работы на «Интеграторе» и не такое видать приходилось.
Как это делается, механика ему хорошо известна. Спускается с верхов высоких обязательный план на завод по внедрению новой техники, разумеется, вместе со сроком конкретным — вот тогда и начинают кумекать. Вариантов ведь два всего лишь. Уложишься в срок отпущенный, сотворишь новинку оригинальную, продемонстрируешь наглядный эффект ее в действии — медаль тебе на грудь и большая денежная премия; нет — будут драть и по полной программе… Вот и кумекают тогда дружно и споро большие творческие инженерно-конструкторские коллективы, вот и рождается тогда на свет подчас такая уж очень интересная механизированная штуковина, которую только на смотрины выставлять да по телевизору показывать.
И все-таки.
Ну никак! — никак не думал он поначалу, что настолько гнило это дело. Думал, ну волком воют девчата-работницы, ну Логацкий психует, да ведь поначалу это всегда так. Всегда новое дело на отладку со скрипом влезает, недоработками лязгает, а прошло времечко… Что-то там подмозговали основательно, что-то там в деталях подправили — глядишь, оно и подвинулось с мертвой позиции, глядишь, и пошло оно, и поехало.
Новому технологу он так и сказал:
— Ты вот сейчас как на это дело смотри. Дело это ведь совсем-совсем новое. Первопроходцы мы здесь! Никто в целом мире, даже сами японцы не додумались пока еще часы электронные на автомате собирать. Смотри-ка, кругом автоматика-механика у них, а здесь полный тормоз… Вот сюда они почему-то и не лезут.
И ты не спеши поначалу. Человек ты у нас новый, а первое время здесь особо не дергают — время есть, осмотрись хорошенько, детально своими руками процессы прощупай. По частям разбери, подноготную выясни… Почему, почему это дело так гнило буксует?
Потом распиши на бумаге подробно, по пунктам важнейшим. Без прикрас! Только по сути, все, как есть в натуре, так и пиши… А я уже с ней, с бумагой этой конкретной напрямик к главному инженеру. Он у нас мужик правильный, кого надо подключит, а на кого надо надавит — так, глядишь, потихоньку это дело и сдвинется.
Парень этот еще с огоньком в глазах тогда был.
— Будет сделано! — отвечает задорно.
И бегом выполнять.
Три недели прошло ровненько с того разговора, приносит он бумагу. Большой лист, на обе стороны мелко исписанный, с чертежами и цифрами. Ухватился тот час же Виктор Павлович, сверху донизу просмотрел внимательно.