Ну и дела!
В акте приемки том давнишнем, что когда-то заводское начальство подряд сверху донизу «сдало-приняло» — в акте том давнишнем чуть ли не стопроцентный выход годных приборов стоит, а на самом-то деле он и до десяти не дотягивает… Должен на бумаге полгода, как минимум агрегат этот пахать без сучка без задоринки, а на практике… В реальности повседневной чуть ли не неделю каждую то аврал, то авария… А по мелочам так и вовсе беспредел наиполнейший, смену напролет девчатам за ним подчищать да подкручивать приходится.
Но мало того, что ненадежен крайне в эксплуатации, так еще, оказывается, и уж очень нежная штуковина этот агрегат механический по нашим реалиям производственным. Ему ведь обязательно правильные без брака малейшего комплектующие детали на поэтапную сборку подай, а где это у нас видано? Это, к примеру, в Японии сплошной входной контроль комплектующих на производстве, не пропускают они там брачок на сборочный, оттого и качество у них знаменитое… А у нас же в обрезы, особо не выберешь, добро бы хоть для плана хватило; праздник! — праздник выходит великий в цеху пятьдесят, когда и того, что дадут внешние поставщики — вдоволь.
И еще вдобавок.
Со всего Союза огромного поступают на «Интегратор» комплектующие, и вот какая при этом обычно выходит история. Почему-то первых три недели месяца ручеек детальный в цеху едва теплится, как бы случайными партиями, а в последние дни — словно прорвало его вдруг под завязочку.
И так вот из года в год, из месяца в месяц.
Каждый месяц львиная доля комплектующих приходит в сборочный цех почему-то только в три дня последних — попробуй-ка, разберись с этим валом кромешным как следует! Да и времени вовсе нет разбираться, надо ведь и самим в эти три дня решающих свой собственный план хоть как-то сварганить.
И как результат:
— У нас в цеху в конце месяца только слон еще не топтался! — по-смеиваются между собой привычно линейные технологи.
Но и это еще не все.
Вдобавок и сама модель электронных часов, что собирается на роботе тоже, оказывается, очень нежная штучка. Допуски на составные детали слишком уж чувствительные, сотые доли миллиметра решающее значение имеют. Для ручной сборки это не столь важно, там работница женскими нежными пальчиками аккуратненько подвинтить-подправить может, а вот манипулятору стальному глупому не дано сие… Чуть пошел подальше разброс от золотой середины, так сразу дело наперекосяк и пошло, и поехало.
Долго мозговал, прикидывал Виктор Павлович, глядя в аккуратно исписанный лист бумаги, ворошил непрестанно седую лысоватую макушку.
— Ну и-и… и что конкретно предложишь? — перевел, наконец, дух тяжко.
— Стопроцентный входной контроль комплектации. Это, во-первых…
— Х-ха, ты где живешь-то, мечтатель?.. В Японии?.. Ты еще комму-низм предложи объявить завтра в цеху нашем, отдельно взятом. Входной контроль стопроцентный!.. Да так мы с тобой в три дня под чистую производство остановим, а детишек людям кормить? Плана нет, всем прогрессивку зарежут… Семьдесят лет так было, а ты за минутку одну переменить хочешь.
— Так коли здесь сами принципы! Ведь с ним-то, с агрегатом этим механическим по душам не потолкуешь… Хотя, впрочем, есть одна идейка… Конечно, по большому счету дел не решит, а вот кой-какую подмогу даст… В общем, можно и по самой конструкции часов одну штуку полезную сделать… Гляньте, я тут набросал на листке.
Достал он еще один листок из папки, исписанный мелко, с чертежами и цифрами. Виктор Павлович лишь мельком взглянул, не вникая особо. Что голову морочить зря, видно ведь и так, что разбирается парень. О главном только спросил:
— Конструкторам нашим показывал?
— Первым делом.
— Н-ну… и?
— Не возражают они… в принципе. Ведь под ручную сборку варилась конструкция, а у машины, понятно, свои заморочки… Дело полезное, тут-то они согласны, но… время! Времени много займет катавасия эта.
Много!
Тут ведь не то слово, что много — просто уйму целую. В делах такого рода на «Интеграторе» обычно и впрямь катавасия самая настоящая, и в этом тоже не раз приходилось убедиться Виктору Павловичу в свое время, будучи еще простым линейным технологом.
Вот иной раз, кажись, совсем крохотна деталь габаритами, миллиметровочка, а чтобы хоть чуть-чуть ее усовершенствовать — сколько одной бумаги перевести нужно! Это ведь и в саму конструкцию, и в техпроцесс, и в инструментальную оснастку изменения… И все, все первым делом необходимо оформить документально, и всюду визы, визы, подписи, подписи… Не меньше сотни каждый раз согласовать приходится, и каждый при этом непременно норовит «отфутболить»:
— И че, че… эту работу! Эту работу — и че на меня ее вешают?
Тяжко, тяжко перевел снова дух Виктор Павлович. Да что поделаешь, тут вздыхай не вздыхай, а дело-то с мертвой точки двигать надо… Надо, все-таки.
— Ч-черт его бери! Запускай ты ее, катавасию эту. Пускай даже полгода займет, а потерпим как-нибудь.
— А через полгода модель эту самую снимают с производства. Через полгодика — ровненько! Абзац полный высвечивается, смысл-то какой начинать?.. Кому не скажи, только руками махают.
Вот так… абзац!
Через полгодика, ровненько… Круг, как говорится, замкнулся.
И ведь теперь уже никому не интересно, что это не ты придумал, не ты отдал приказ на изготовление и не ты подписал-принял. Попробуй-ка теперь начальству высшему доказывать, что за пузырь дутый, оказывается, они денежки немалые получили, да наверняка давным-давно уже и потратили… Попробуй-ка теперь завернуть назад это дело — мигом тебя самого завернут, да куда подальше от родного «Интегратора».
— Перед начальством трясись, а подчиненных тряси!
Стратегию эту наиважнейшую, в цеховой жизни наиболее рациональную за двадцать лет службы, словно вживую впитал в себя Виктор Павлович. Здесь корень, здесь суть, а иначе не катит, ведь только тогда в чиновой вертикали навеки ты свой; нет — ищи на родимых советских просторах ты вольных несладких хлебов.
— Не поймут… не поймут они нас там, — скреб и скреб седую лысоватую макушку Виктор Павлович, тыча бессознательно вверх тонким указательным пальцем. — Скажут… скажут… да ведь ясное дело, найдут, что сказать.
Тут как раз эта девчонка с робота, что постарше, Тамара подскочила в кабинет с какой-то своей бумажкой на подпись. Стала тихонько у входных дверей, поджидает. Видит, крепко заняты люди, о чем-то важном советуются.
Наконец спохватился начальник:
— А… ты? Ты что здесь? Давай-ка, что у тебя там…
И подмахнул не глядя.
Виктора Павловича учить, конечно, не надо, как в цеху производственном выжить в любой ситуации. Даже в ситуации вот такой на сто пудов патовой, со всех сторон беспросветной. Закон джунглей в цеху царит в такой ситуации, ведь не дано здесь третьего — уж если не ты, так с тебя наверху и без сантиментов всяких прогрессивку драть будут.
А парню этому и так не работать здесь. Не цеховик нутром он, не производственник. Чужой он здесь крови, человек временный, а, значит, и прикрыться им можно без всяких зазрений совести.
— Так с чем же я пойду к главному? — словно про себя снова пробормотал Виктор Павлович.
— Да прикрыть верней всего это дело! Хотя бы на время… Не зря же японцы сюда не полезли.
— Х-ха, на весь мир целых полгода хвастались — и вот так, одним махом… Да знаешь ли ты, на каком тогда уровне…
— А что делать?
— Что делать… что делать… — скреб и скреб седую макушку задумчиво Виктор Павлович. — Вот ты… ты у меня спрашиваешь…
И вдруг встрепенулся в одно мгновение:
— Ты, ты у меня спрашиваешь!.. Что делать, он, он у меня спрашивает… Что ж, я?!.. Я, по-твоему, должен ответы искать?
Поджал строго губы, двинул грудью вперед, словно сделавшись сразу на голову выше. И на «вы» перешел тот час очень строго:
— Извините, молодой человек! Изви-и-ните… А для чего, собственно, вас сюда взяли? Чтобы задавать вопросы?.. Не-ет, дорогой мой, если вы еще не поняли, то я сейчас прямо скажу: вас сюда взяли решать вопросы! Решать именно, вот вы и решайте… Вам, в конце концов, за это здесь деньги платят.