Лейтенант перевел. Гитлеровец некоторое время молчал. Потом, пожимая плечами, ответил:
— Это мне еще непонятно.
— Спросите его, сколько он убил русских?
Обер-ефрейтор сам понял вопрос и тут же нахально сообщил, что счета не ведет и арифметикой такой заниматься не считает нужным. Переступив с ноги на ногу и дерзко пяля глаза на комдива, он вызывающе сказал что-то еще в том же духе.
— Ну, этот боров совсем обнаглел! — возмутился Хлебов. — Спросите его, зачем он пришел на нашу землю?
Отвечая, обер-ефрейтор сказал, что по этому вопросу у них в армии думать не принято. За всех подумал фюрер. И тут же вытянул правую руку, громко рявкнул: «Хайль Гитлер!» Квадратное лицо его расплылось в глуповатой самодовольной улыбке. Опуская руку, он так покачнулся, что с трудом устоял на ногах.
Хлебов рассмеялся:
— Да он в стельку пьян. А я думал, откуда этот верблюд набрался храбрости и разыгрывает комедию, как на сцене... Скажите ему: он хам, убийца, садист, потерял человеческий облик. Мы шлепнем его сейчас, и поясните, — комдив показал рукой, — за этими дверями.
Лейтенант перевел.
И тут же разительная перемена свершилась с этим пьяным громилой! Уставив свои мутные пустые глаза на Хлебова, обер-ефрейтор быстро заморгал. Дрожащей здоровущей ладонью он ударил себя вначале по лбу, а затем с силой проехал по лицу словно стряхивая с себя дремоту. Поджилки его задрожали так, что с брюк полетела сенная труха. Он настолько обмяк, что с трудом держался на ногах. Мерзко и отвратительно шмыгал носом.
— Капут мой! Капут? — наконец пролепетал он.
— Дошло. И язык русский вспомнил, — усмехнулся Виктор Сергеевич.
Гитлеровец что-то залопотал и грохнулся комдиву в ноги. Хлебов оттолкнул насмерть перепугавшегося верзилу и предложил лейтенанту перевести. Обер-ефрейтор пояснил, что он до этого был сильно пьян и наговорил разных необдуманных дерзостей. Он просит учесть это. Говорит, что Гитлер обманным путем толкнул их в Россию. Он просит сохранить ему жизнь. На все вопросы будет отвечать только правду. Может оказать советскому командованию любую помощь. Если ему сохранят жизнь, он готов день и ночь отрабатывать свою вину перед русскими.
— Смотрите. Другую песню запел, — смягчился Хлебов. — Спросите его: «хайль Гитлер» будет еще орать? А то так рокотнул, ей-ей, чуть не оглушил.
Обер-ефрейтор понял вопрос без переводчика, сильно замахал головой и что-то сказал по-немецки.
— Говорит, — перевел лейтенант, — это сон был.
— Он, может, действительно спал на ходу, но мы-то его нахальную речугу слушали наяву... Как керосином запахло, быстро протрезвел, — сказал комдив.
И действительно, хмель с обер-ефрейтора как рукой сняло. Мутнота в глазах исчезла, и лицо его приняло далеко не глупое выражение. Да и стоял он уже совсем по-другому.
— Скажите ему, расстреливать его никто не собирается. Будет жить.
Гитлеровец просиял. Хлебов приказал разведчикам допросить его и направить в штаб армии.
Пленного увели. Хлебов, Золотов и Николаев сели ужинать.
13. «Глава семейства»
В небольшой избе, неподалеку от дома комдива, расположился политотдел дивизии. Было темно, когда Андрей входил в дом. В небольшой горнице он застал секретаря парткомиссии Нигмитзянова, старшего техника Неймана, ведающего вопросами радио кинопередвижкой и говорящей установкой. По совместительству он был и мотоциклистом. Степенный, безотказный работник. Был здесь и «глава семейства», как в шутку называли политотдельцы старшего техника-лейтенанта Чепракова. Секретарь политотдела с важным видом сидел за машинкой. Возле него на стареньком сапожном стуле с засаленным брезентовым сиденьем примостился инструктор по информации политотдела Виктор Куликов. Он почти вплотную придвинулся к коптилке из снарядного патрона, что-то кропотливо разбирал в своих маленьких листиках.
— Нелегко поддается разбору? — улыбнувшись, спросил Андрей. Он сутки не виделся с ними.
— Так нацарапал, что сам не разберу, — признался Куликов и рассмеялся. — Чепраков, товарищ начальник, меня пробирает. Говорит, так до утра политдонесение не напишем. Он не учитывает, писал-то я на ходу, в поле, когда наступали... Но он молодец, привез нас точно в оперативную группу. Прослышал от кого-то, что вы здесь, и ехал смело, прямо сюда. Мы ему с машины кричали: «К гитлеровцам не привези нас». Но где там, и слушать не хотел.
— Что ж, секретарь политотдела заслуживает похвалы. Довез благополучно, и вы очень своевременно здесь появились. Теперь он на вас нажимает. И правильно делает. Нам нужно срочно информировать Политотдел армии о положении дел, — заметил Андрей.