— Ну что же, пусть будет по-твоему, — согласился я. — Подождем, посмотрим, как будет выполнять Глушков свое обещание.
Вопрос о Глушкове был исчерпан. Комбриг задал еще несколько вопросов Ломакинову о положении дел в батальоне, о Морозове, поинтересовался поведением противника.
Когда отпустили старшего батальонного комиссара, я заметил Сухиашвили, что он и Морозова ругал без достаточных оснований.
— Этот бой лишний раз показал нам, что старший лейтенант Морозов храбрый командир. А что он понервничал, беды большой нет. Подобное и с более опытным случается. Ты ведь, наверное, побольше нервничал, когда мы оборону прорвали под Старой Руссой?
— Так я и нахлобучку-то получил от Лизюкова куда похлеще...
— И по делу.
— Ну и Морозова нужно было в чувство привести! Это ему на пользу пойдет. — Помолчав немного, комбриг вскинул на меня свои выразительные глаза и добавил: — Я его достоинств не умаляю. В целом в этом бою он проявил себя хорошо. Благодарность объявляю ему сегодня в приказе. А Щербакова и кое-кого из его автоматчиков, я думаю, к награде следует представить. Как ты думаешь?..
Первое апреля... Проснулся я от сильного грохота. Кругом стоял какой-то страшный треск, все тряслось, гудело, содрогалось. Спросонок не мог понять, в чем дело. Сидел на бревенчатых нарах в каком-то непонятном оцепенении. Напрягая память, мысленно рассуждал: «Черт возьми, где я нахожусь? Откуда этот треск? Почему трясется земля?»
Из этого состояния вывел меня дежурный телефонист:
— Фрицы нас, товарищ комиссар, тяжелыми спозаранку благословляют. Видать, с первым апреля решили поздравить.
Голова у меня раскалывалась от боли. Прошлой ночью, возвращаясь из батальона Курносова, я промок до нитки и простудился, в блиндаже тоже было сыро. Весенняя вода быстро наполняла блиндаж, ее не успевали вычерпывать.
Встал, накинул на плечи шинель, подсел к аппарату. Телефонист стал вызывать командиров второго и первого батальонов.
Мне почему-то сразу показалось, что фашисты накрывают не только КП, но и передний край. Наш легонький блиндаж, на метр всего посаженный в землю, содрогался так, словно мы находились в крытом кузове пятитонной машины, двигающейся по кочкам.
Комбриг тоже проснулся и, разобравшись, в чем дело, сказал несколько крепких слов в адрес вражеских артиллеристов.
Досталось от него и одной нашей батарее. Ее командир, не зная расположения КП бригады, оборудовал свои огневые позиции метрах в трехстах позади нас. Батарея быстро провела пристрелку и основательно беспокоила гитлеровцев. Много часов вражеские артиллеристы нащупывали нашу батарею. Сметливый командир принял меры, чтобы ввести фашистских артиллеристов в заблуждение. И ему это блестяще бы удалось, если бы не одно обстоятельство...
Гитлеровцы «пристрелялись», но не к огневым позициям батареи, а к району расположения командного пункта бригады. Получалось, что, когда наша батарея начинала вести огонь, следом же за нею открывали огонь гитлеровцы, и он как раз приходился по расположению нашего КП. Так одну-две минуты работали обе батареи, затем наши артиллеристы прекращали огонь. Фашисты полагали, что они точно нащупали советскую батарею и каждый раз своим огнем принуждают ее замолчать.
Наших артиллеристов, пока они не знали, куда ложатся снаряды, и видели только, что они водят за нос противника, такое дело вполне устраивало.
Комбриг стряхнул с кителя землю, сыпавшуюся с потолка, и, дождавшись момента, когда противник прекратил беглый огонь, приказал телефонисту вызвать адъютанта. Лейтенант Ромаденко — высокий красивый моряк — явился незамедлительно.
— Узнай немедленно, — охрипшим голосом пробасил Сухиашвили, — почему до сего времени не убралась батарея. Я же приказал им немедленно сменить позицию!
— Позвольте доложить, товарищ капитан первого ранга, — отчеканил лейтенант. — Справка наведена: ваш приказ был исполнен незамедлительно. Батарея эта из артполка, приданного соседней, Панфиловской дивизии. Она вчера вечером сменила позицию, а ее командир принес извинения. Налет этот, пожалуй, будет последним. Начальник штаба еще раз подтвердил, что противник не знает расположения нашего КП.
— Одобряю вашу предусмотрительность, адъютант, — сказал комбриг и, предложив вызвать начальника штаба, отпустил лейтенанта.