Сильный обстрел «пятачка» первого апреля возвестил о возобновлении активности врага. Снова стали появляться вражеские бомбардировщики. Чаще, чем в прошлые дни, над нами висел надоедливый «костыль». Участились рейсы груженых фашистских транспортных самолетов. Противник усиленно подвозил в осажденный Холм боеприпасы, продовольствие и живую силу.
Конечно, не сидели сложа руки и моряки-гвардейцы. Наши артиллеристы умело нащупали новые цели. Снайперы и отличные стрелки настолько успешно «охотились» за гитлеровцами, что днем на переднем крае те боялись даже переползать по открытым местам. До КП бригады все чаще стала доноситься резвая скороговорка наших станковых пулеметов. Довольно успешно осуществляли ночные рейды в тыл фашистам наши разведчики. Пульс войны на нашем участке явно учащался...
Михаил Михайлович Кульков выздоровел. С его приходом в работе штаба стало больше четкости и слаженности. Сдержанный в излиянии своих чувств, Константин Давыдович Сухиашвили внешне ничем не выразил своего отношения к возвращению начальника штаба. Но поздно вечером, когда мы укладывались спать, он сказал-мне:
— Теперь за штаб можно быть спокойным. Одно появление Михаила Михайловича — и жизнь в штабе пошла по-другому. Дельный он человек.
Я тоже был рад возвращению майора Кулькова. Соскучился по его оптимизму, олимпийскому спокойствию, метким остротам. На другой день, подходя к блиндажу, я услышал ровный, невозмутимый тенорок. Майор уже отчитывал двух штабистов за какие-то упущения.
Может быть, и не чаще других, но все же нередко выслушивали замечания от Михаила Михайловича наши шифровальщики. Его неудовольствие и на этот раз относилось к ним. Майора раздражала медлительность с раскодированием, а иногда и искажения текста шифрограмм из штаба корпуса или армии. Случалось, майор Кульков крупно разговаривал и с начальником разведки. Чаще после «холостого» захода к противнику.
Помню, после артиллерийского налета фашистов первого апреля Михаил Михайлович приказал разведчикам к утру третьего дня доставить «языка» в офицерском звании. И вот срок подошел, а «языка» нет. Обычную невозмутимость начальника штаба словно рукой сняло.
— Вы что, штатные должности занимаете или работаете? Потрудитесь разъяснить: почему разучились боевые приказы выполнять?
Эти слова относились к стоявшим перед ним навытяжку исполняющему обязанности начальника разведки штаба бригады лейтенанту Ананьеву и командиру роты разведчиков младшему политруку Гусу.
Худое, пепельного цвета лицо Михаила Михайловича порозовело. В его небольших, глубоко посаженных глазах появился недобрый, металлический блеск. Нижняя губа медленно ползла на верхнюю и касалась усов. Две глубокие морщинки у носа как-то странно изгибались и еще резче выделялись на его лице.
— Двух хороших разведчиков потеряли, а «языка» не взяли! Куда это годится? Я вас не узнаю! — Он хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и повернулся ко мне: — И почему бы, вы думали, неудача? Недаром говорят в народе: подвиг и проступок живут всегда вместе. Успокоенность-матушка обоих к этому привела! Других причин нет. Зазнаться успели, вот в чем дело.
— Захвалили, стало быть, — вставил я.
— Это точно. Захвалили, — согласился Михаил Михайлович. — Им теперь, видите, и море стало по колено. Времени для подготовки вылазки было вполне достаточно. — Начальник штаба вплотную приблизился к Ананьеву и Гусу и, понизив голос, продолжил: — Вы его использовали? И тот и другой, видите ли, понадеялись на сметку разведчиков, на их ловкость и обычное везение.
Майор немного помолчал, о чем-то подумал и, обратившись к плотному, краснощекому Гусу, спросил:
— В таком случае, почему сам не пошел выполнять приказ?
— Пошел бы, товарищ майор, — взмолился Гус. — И «языка» приволок бы как пить дать! Рассветать стало...
— Хорош, нечего сказать! А мне сейчас краснеть за вас приходится. Сколько раз я вашу милость, товарищ Гус, хвалил! Христом-богом просил навсегда отпустить вас с политической на строевую работу. А вы чем платите? Никак не ожидал!
— Это совсем непредвиденное дело, товарищ начальник штаба. Досадная случайность... — попытался сгладить неудачу вконец обескураженный Гус. Дисциплинированный, всегда во всем аккуратный и предусмотрительный, с прямым, независимым характером, командир роты разведки чувствовал себя крайне неловко. Он и краснел, и бледнел, и готов был в эти минуты провалиться сквозь землю, только бы не оставаться дальше в таком неприглядном положении.