На втором уроке физичка Ариадна Николаевна — молоденькая, розовенькая, чистенькая — спросила, все ли решили домашнюю задачку.
— Я не решил, — сказал Фонарев и героически добавил: — Я даже и не решал вовсе.
— О-о! — сказала Ариадна. — Нашел чем хвастаться! Или тебе хочется получить «кол»?
И то, что она сказала не «единицу», как положено учительнице, а вот так, по-свойски, по-школьному, — «кол», было всем очень приятно. Все-таки она молодец, Адочка, железная училка!
— А ты, Махервакс, решил?
— Я списал! — мрачно пробасил Лева.
— Вот как? — Адочка стала теребить воротник блузки и покраснела так, что ее даже стало жалко. — У кого же ты списал?
Молчание.
— Я тебя спрашиваю: у кого? — грозно, но вместе с тем очень жалобно закричала Адочка.
— У меня, — сказал Сашка Каменский и гордо взметнул брови.
— А кто у тебя еще списал?
— Я, — поднялся один…
— И я, — поднялся другой…
— А я уже у него списал, — это третий…
— И я, — тянул кто-то руку с задней парты.
— И я!
— Всё! — простонал Коля. — Она нас возьмет голыми руками.
Но Адочка не стала брать их голыми руками. Она вдруг почему-то зажмурилась, потом засмеялась, и лицо у нее стало, как у девчонки, щекастое, с ямочками.
— Ой, ребя-ята, — сказала она, — наверно, вы решили с сегодняшнего дня начать новую жизнь. Правда? Я тоже несколько раз так начинала…
Адочка вздохнула и почему-то не сказала, чем все это кончилось. Но главное — она не стала никого мучить и спрашивать, а сразу начала рассказывать новый урок про закон Архимеда. Этот закон был ребятам раньше немножко знаком по школьной песенке: «Если тело вперто в воду — не потонет оно сроду». Но тут вдруг выяснилось, что эта песенка неправильная. Потому что если удельный вес тела больше, то оно потонет как миленькое.
— А к следующему разу чтоб, пожалуйста, и этот урок, и прошлый! — сказала Ариадна Николаевна и даже постучала пальчиком по столу.
— Рр-р! — зарычал класс, возмущенный самим предположением, что после такого ее благородства кто-нибудь посмеет подвести Адочку. Да никогда в жизни! Скорее небо упадет на землю, скорее параллельные линии сойдутся в одной точке, скорее «Спартак» проиграет презренному «Динамо»…
На большой перемене Юра Фонарев сделал замечание своему лучшему другу Леве Махерваксу: почему тот не ответил на вопрос Ариадны и почти нарушил клятву.
— Я лучше сто ваших клятв нарушу, чем буду доносчиком, — мрачно заявил Лева. — Никакая клятва не должна делать человека рабом.
И лучшие умы шестого «Б» заспорили: справедливо ли такое толкование, не дает ли оно лазейки?
Все-таки разный народ подобрался в их классе. Одни были уже как бы взрослые и думали о смысле жизни. А другие были как мальчишки, как бандерлоги из «Маугли», как пятиклашки какие-нибудь: гоняли по коридорам, орали, валяли дурака и не думали о смысле жизни.
По партам бродила тетрадочка с надписью «Девичьи тайны», в которой наиболее отсталые девчонки, пользуясь Вторым апреля, устроили какую-то дурацкую анкету.
«Кто тебе нравится? Как тебе нравится Баталов? В каком кино он тебе больше нравится? Бывает ли у тебя плохое настроение?» И ответы были один глупее другого. Какая-то возвышенная душа (наверно, Машенька) написала даже, что ей нравятся «такие сильные, мужественные, благородные и красивые люди, как великолепная семерка» (эх ты: «люди как семерка»!), что она «обожает Баталова во всех ролях и особенно в жизни» и что у нее к тому же «иногда бывает на душе грустно, но светло, и сердце чуть тревожит неясная девичья тоска по чему-то большому-большому, что властно охватит…» (это она определенно содрала откуда-нибудь из книжки).
Председатель совета отряда Кира Пушкина сказала, что это не пионерское дело — вот такая анкета. Полагается спрашивать совсем про другое: про космонавтов, про заветную мечту уехать в тайгу и про любимого литературного героя Саню Григорьева, которого считаешь своим идеалом.
И Машка, которая никогда и ни в чем не соглашалась с Кирой и даже считала, что славная фамилия досталась ей по какой-то грубой ошибке, тут вдруг сказала, что она права. Не стоило для такой паршивой ерунды учреждать день Второе апреля!
Учредители этого великого дня не могли и подозревать вчера, какие он породит проблемы и сложности, сколько вызовет потрясений, крушений и даже катастроф.
Обиженная за свою анкету, Машенька пустилась гулять по коридору, словно беспощадная фелюга алжирских пиратов по Средиземному морю. Она останавливала каждого встречного мальчишку, дожидалась, пока подойдут еще какие-нибудь свидетели, и, нацелив в него жерла своих убийственных глазищ, спрашивала, предположим, так: