Продолжая удерживать вырывающуюся Кэт, он посмотрел через плечо. Стенной шкаф, из которого она вытаскивала одежду, стоял открытый. Он стащил Кэт с постели, затолкал в шкаф и закрыл дверцы. Потом вытащил из кармана катушку с леской и для верности замотал ручки створок, превратив шкаф в миниатюрную тюремную камеру.
Тяжело дыша, вытирая носовым платком кровь, сочащуюся из царапин, Бретон выбежал из дома к машине. Ему на этот день оставалось одно дело. Относительно простое.
Отправить Джона Бретона не во Время А, но в вечность.
15
Блез Конвери отнес пластмассовый стаканчик с кофе к своему служебному столу и аккуратно поставил его под правую руку.
Он сел в скрипнувшее вращающееся кресло и выдвинул средний ящик стола. Из него он достал кисет с табаком, зажигалку, трубку, ершик и пачку белых шерстяных тряпочек. Все это он расположил квадратом, начиная от дымящегося стаканчика кофе — так искусный ремесленник раскладывает свои инструменты. Затем выдвинул глубокий ящик, извлек толстую кремовую папку и поместил ее внутрь столь тщательно выложенного квадрата. Завершив необходимые приготовления, он с удовлетворенным вздохом начал проглядывать папку.
День выдался на редкость нудный — почти весь он ушел на всякие формальности, связанные с расследованием, которое успешно завершилось месяц назад, но потребовало кропотливой работы с распутыванием целого клубка всяких юридических тонкостей. Он пятьдесят раз садился за руль и вылезал из машины, чтобы, наконец, получить три никому не нужных подписи, которых требовал закон. У него ныла спина, а ступни совсем распухли и ботики неприятно жали. Но теперь наступил его час — сверхурочное время, на которое он задерживался, когда его дежурство официально кончалась, час, когда он мог позволить своим инстинктам вести его по тому или иному призрачному следу, им померещившемуся.
Он отхлебнул кофе, набил трубку, раскурил ее и позволил кофеину с никотином вызвать в нем ту степень сосредоточенности, когда пожелтелые листы и смазанные машинописные строчки вторых экземпляров словно бы обретали собственную жизнь и тихим шепотом сообщали тайные мысли тех людей, чьи имена они сохраняли. Через минуту-другую Конвери отправился в прошлое на свой манер, и большое полное народа помещение вокруг побледнело и растаяло, пока он все глубже забирался в былые годы, бережно отделяя слой от слоя…
— Да ну же, Блез! — грянуло у него над ухом. — Слезай с облаков, приятель!
Конвери поднял голову, с трудом возвращаясь в настоящее, и увидел пшеничные брови и широкозубую ухмылку Бойда Лейленда, своего коллеги, тоже лейтенанта.
— Привет, Бойд! — Конвери проглотил раздражение: Лейленд был его другом и докой в своем деле. — Я и не знал, что ты нынче на посту.
— Чего нет, того нет! — Тон Лейленда как всегда был торжествующим. — В этом месяце я по субботам свободен, но команду еще никогда не подводил, так-то старина.
Конвери секунду тупо смотрел на него, но потом вспомнил. Наступил октябрь, а с ним возобновились субботние встречи для игры в шары. Он сказал без особого энтузиазма:
— А да! Шары…
— Они самые. Поехали, старина!
— Послушай, Бойд, боюсь, сегодня у меня не получится.
Лейленд сразу исполнился сочувствия.
— Они и тебя совсем загнали? На прошлой неделе мне досталось три… — Он умолк, вдруг заметив, какая папка лежит перед Конвери. Поперхнувшись, он махнул стоявшим поблизости. — Эй, ребята, он опять за свое! Знаете, над чем старый хрыч профессор Конвери сидит в субботний вечер? Вернулся к делу Шпиделя! — Голос Лейленда от недоумения перешел в фальцет. — К треклятому делу Шпиделя!
— Просто я сегодня совсем вымотался, — сказал Конвери, оправдываясь.
— И просто хочу посидеть тут…
— Расскажи своей бабушке! — Красная ручища Лейленда захлопнула папку и вытащила Конвери из кресла. — Нам в этом году потребуется столько надежных ребят, сколько мы сумеем собрать. А тебе в любом случае полезно поразмяться.
— Ну, ладно, ладно!
Конвери понял, что ему не отвертеться. Под выжидающими взглядами он с сожалением убрал все со стола и вместе с остальными пошел к лифту. Шумное веселье его товарищей, предвкушавших приятный вечерок с шарами и пивом, не вызвало у него ответного энтузиазма. НАКАНУНЕ ОН РАЗГОВАРИВАЛ С ВИНОВНЫМ…
Конвери всегда был уверен в виновности Бретона, но теперь он решил, что никогда не сможет этого доказать. Однако, не это язвило его душу. Он не мог понять, в чем состояло это преступление, и в этом была вся беда.
Девять лет назад в семье Бретонов произошло что-то странное, дающее знать о себе и теперь, соблюдая свой темный ритм, точно симптомы неизлечимой болезни. НО ЧТО ПРОИЗОШЛО? Конвери затупил об эту проблему весь свой интеллектуальный арсенал и остался с неутолимой жаждой проникнуть в их дом, обосноваться там, рыть, просеивать, анализировать, пока не узнает их обоих даже лучше, чем они сами себя знают…