Меня переполняет жуткая ненависть к этому человеку. Неудивительно, что ребята из нашего дистрикта никогда не побеждают. Интересно, с каким звуком этот стакан разобьется об его голову?
– А вы, значит, будете советы нам давать? – бросаю я ему презрительно.
– Какая ты догадливая, солнышко, – он запихивает в рот большой кусок и, пережевывая, осматривает нас с напарником. – Парень-то у нас красавчик, высокий, суровый – спрос на него хороший будет. А вот ты, детка… стилисты, конечно, над тобой поработают, но ты уж смени это выражение на лице, а то оно у тебя все время такое, будто ты тухлую белку съела.
Мне так и хочется проткнуть чем-нибудь этого старого пьяницу, чтоб он, наконец, закрыл рот, но я молчу и злобно тыкаю вилкой в лосося на моей тарелке, представляя вместо него ментора.
– Не списывайте нас слишком рано со счетов, мистер Эбернети, – твердо заявляет Гейл, – мы вдвоём, наверное, самые лучшие охотники во всем дистрикте.
– Единственные, – бурчу я вдогонку, ковыряясь в своей тарелке.
Кажется, что его взгляд на мгновение проясняется и трезвеет.
– Вы серьёзно? Не могу поверить, неужто мне, наконец, попалась пара бойцов? – он радостно вскидывает руки, задевая стакан с соком и разливая его на стол и свои брюки. – Твою ж мать, – ругается Хеймитч, оглядываясь по сторонам, – куда все безгласые подевались, когда они нужны? Мне необходимо переодеться.
Ментор поднимается и, шатаясь, выходит из купе, при этом умудрившись едва не растянуться, зацепившись ногой за ковер.
Я тяжело вздыхаю. Слишком много событий для одного дня.
– Как же все сложно… – я откидываюсь на спинку кресла и, запрокинув голову, закрываю глаза.
– А по-моему все просто, Кискисс, поэтому я сейчас здесь с тобой, – Хоторн делает паузу. – Надеялся, что ты, в конце концов, поймёшь…
– Пойму что, Гейл? – но напарник уже ничего не отвечает, а просто встаёт и покидает вагон.
*
Нетвердо стою, держась за борта шикарно украшенной колесницы, запряженной статными чёрными лошадьми. Я облачена в самый поразительный, а может статься, самый убийственный наряд за всю историю Игр.
Из дверей лифта, выходит напарник, одетый в точно такой же костюм. Заметно, что стилисты поработали над ним. Его прежде неровно торчащие волосы идеально подстрижены и приведены в дерзкий беспорядок, широкие черные брови уложены, а его костюм, похожий на мерцающий уголь сияет и переливается в вечернем свете. Гейл уже выглядит как победитель, он своим взглядом как будто говорит, что превыше всех присутствующих здесь. До самого Капитолия мы с ним толком не разговаривали. После нашей беседы в поезде, он закрылся в своем купе и почти не выходил до прибытия.
– Значит, горим? – спрашивает напарник.
– По всей видимости, да, ну, хоть голыми не выпустили, – отвечаю я.
Гейл взбирается на колесницу и становится рядом со мной, он берет мою руку в свою большую ладонь, и это ощущается так естественно. Словно нет этой многотысячной вопящей толпы, будто мы снова в лесу, плечом к плечу, друг для друга.
При нашем появлении зрительный зал ахает, потом восхищенно ревет и скандирует: «Двенадцатый, двенадцатый!» Все взгляды обращены в нашу сторону, остальные колесницы забыты. Я вижу нас на огромном экране. Мы выглядим потрясающе: в вечерних сумерках лица сияют отблесками огня, а горящие накидки оставляют за собой шлейф искр. Единственная пара которая выглядит настолько сильно, гармонично, и угрожающе одновременно, что ни у кого больше не останется сомнений, что самый слабый дистрикт наконец составит достойную конкуренцию прославленным лидерам.
На тренировки мы ходим вместе, хотя и там практически не разговариваем. Обстоятельства, в которые мы сами себя заключили, как будто воздвигли между нами невидимую стену, которую не желаем пробить ни я, ни он. Неизбежность, нависшая тяжелым бременем над нашими головами, отдаляет нас дальше и дальше друг от друга.
Я стараюсь не думать об играх. Не могу представить, как я посмотрю Хейзел в глаза, если вернусь одна, я просто не смогу смириться с потерей своего напарника, не выдержу. После смерти отца только он всегда был рядом, стал той опорой, которая помогала мне не упасть в самые темные времена нашей жизни. Теперь все это отобрали.
Я смотрю как он, быстро перебирая пальцами, плетет сеть в секции вязания узлов и мое сердце ноет. Я так хорошо знаю эти руки, так ловко устанавливающие силки и так крепко держащие рукоять лука… Но через секунду я вспоминаю Пита и Прим и понимаю, что не могу позволить себе умереть. Чем дольше я об этом думаю, тем в большую ловушку загоняю собственный разум.
Профи из первого и второго посматривают на нас с опасением, другие же стараются и вовсе держаться подальше. Мы оба не из тех, кто легко заводит друзей, тем более в таком месте, как это.
Когда приходит время индивидуальных показов перед распорядителями игр, мы вдвоем зарабатываем по одиннадцать баллов, заполучив при этом врагов в лице всех остальных трибутов. Но мне плевать. В любом случае они собирались нас убить, так пусть хоть расклад будет в нашу сторону.
Я иду по коридору последнего этажа в тренировочном центре. Скоро должен начаться ужин, но гостиная ещё пуста, лишь Хеймитч дремлет в кресле, уже успев где-то надраться. В последнее время он чрезвычайно счастлив: впервые за двадцать четыре года его работы в качестве ментора, Дистрикт-12 возглавляет первые строчки всех турнирных таблиц.
Навстречу ко мне выходит Гейл. Он неожиданно резко хватает меня за руку и тянет в сторону своей комнаты. Напарник заталкивает меня внутрь и захлопывает дверь.
– Надо поговорить, – начинают он.
– Неужели, ты наконец снизошел до разговора со мной, – язвлю я, пытаюсь задеть его посильнее. Не знаю, почему злюсь на него, ведь он загнан в тот же угол, что и я сама.
В ответ он лишь сгребает меня в охапку, как маленького ребёнка, и тащит в ванную.
– Отпусти, – пытаюсь оттолкнуться от парня, но тщетно. Он слишком тяжёлый и сильный.
Гейл заталкивает меня в узкую душевую, заходит сам и включает воду. Нас окатывает мощным потоком – вся моя одежда и волосы тут же намокают.
– Ты совсем спятил, Гейл? – я начинаю отбиваться от него и кричать. Пытаюсь ударить в живот, но он грубо хватает мои руки и припечатывает к стене, чтобы я не могла достать его.
– Успокойся уже: не собираюсь я с тобой ничего делать, – шепчет он прямо мне на ухо. – Только здесь можно поговорить. Это единственное место в комнате, где нет прослушивающих устройств.
– О чем ты?
– Выслушай меня, хорошо, – он наконец отпускает меня. – Я разговаривал сегодня с ментором из третьего дистрикта, его зовут Бити Литье, он вчера вечером приходил к Хеймитчу. Он видел наше выступление и хочет нам помочь. Это началось, Китнисс, наконец-то началось, – его глаза загораются каким-то отчаянно диким огнем.
– Что началось? – не понимаю я.
– Люди поднимаются, Кискисс. Им нужны такие, как мы. У них нет никого из Двенадцатого, кроме Эбернети, но от него толку мало. Шансы небольшие, но всё же есть: мы сможем сбежать с игр.
========== Глава 10. Пит ==========
После того, что произошло, я весь день не нахожу себе места. Китнисс и Гейл, как будто растворились в воздухе: они пропали с арены, со всех сводок информации по трибутам, с рейтингов. Словно Дистрикт–12 никогда и не участвовал в играх.
Я продумываю сотни вариантов развития событий. “Они не могли умереть, – убеждаю я себя раз за разом, – Капитолий бы обязательно сделал из этого шоу”. В душе надеюсь, что им удалось сбежать, но каким образом я даже не могу предположить. Как далеко смогут они уйти в случае побега?
Внутри борются два противоположных чувства, раздирая когтями и без того ноющую душу. Я рад, что она не одна, что рядом с ней есть кто-то. Ладно, не кто-то, глупо не признавать, что Гейл действительно лучший из возможных вариантов для выживания на смертельной Арене. Но в мою голову постоянно лезут мысли о том, что они пропали вдвоем. Хоторн всегда был заметным парнем – многие девчонки по нему тайно вздыхали в школьных коридорах.