— Выглядишь паршиво, — с порога бросает Хорст, растягивая губы в улыбке. — Но этот рыжий комбинезон тебе идёт.
Я лишь ухмыляюсь. Когда-то оранжевый был моим любимым цветом. Теперь я могу любоваться на него ежедневно.
— Скажи мне, Пит Мелларк, что может быть хуже дурака, а? — присаживаясь напротив, задаёт он вопрос.
— Дурак с инициативой? — предлагаю я, вымученно улыбаясь. Смотрю на свои запястья и стягиваю наручники вниз, чтобы холодный металл не натирал кожу.
— Дурак с чувством вины, — поправляет напарник. — Объясни мне: какого чёрта ты натворил?
— А Китнисс что-то говорила по этому поводу? — я укладываю руки на стол, и цепочка противно звенит, ударяясь о металлическую поверхность.
— Нет, судя по словам Джоанны, она закрылась ото всех дома и не хочет никого видеть.
— Ну в таком случае я тоже вряд ли смогу тебе чем-то помочь, — я начинаю перебирать тонкие звенья, перекатывая их между пальцами. — Тем более мне здесь даже нравится. Тут неплохая компания, ты знал? Тюрьма для политических заключённых, — выговариваю я по словам, — практически в высший свет попал. Только окон нет, вот что паршиво.
Ник пристально смотрит на меня, пытаясь понять то ли я безумен, то ли издеваюсь над ним.
— Скоро будут выборы. Джоанна обещала посодействовать по твоему делу. Она в хороших отношениях с Койн, может, удастся смягчить приговор, — он расправляет зажатую в руках кепку и встаёт. — Я тоже постараюсь сделать всё возможное, — напоследок бросает напарник.
— Не нужно, — отказываюсь я. — Правда, Ник. Не стоит.
— Без тебя разберусь, — отрезает он и уходит, напоследок добавляя, — да, и не вставай: к тебе тут ещё посетитель.
Его фигура скрывается за дверью, и спустя пару минут в комнату входит Жаклин. Она мягко улыбается, будто не понимая, как правильно вести себя в данной ситуации, подходит ближе к разделяющей нас перегородке, присаживается, и кладёт на стекло ладонь. Я повторяю её жест с другой стороны.
Девушка вздыхает, и ее плечи опускаются. Она выглядит настолько хрупко, словно белый одуванчик. Жаклин поднимает на меня глаза, неописуемо глубокие, как речная вода.
— Привет, Джекс, — устало говорю я.
— Теперь снова Прим, хотя Джеки мне тоже нравится. Пожалуй, я буду иногда использовать и это имя, — мягко отвечает она, пододвигая стул ближе, отчего по помещению разносится резкий скрип.
— Как ты? — осторожно говорю я. — Прости, что оставил тебя в Седьмом, толком ничего не объяснив.
— Всё нормально, я помогала доктору Лансон, когда начались беспорядки. Почти двое суток провела в её доме. А потом твой друг Ник приехал и рассказал мне о случившемся.
В комнате наступает неловкая тишина, а затем она продолжает:
— Китнисс так и не вернулась, хотя я ждала её. Я думаю, она знает, Пит.
Джеки качает головой, не поднимая на меня глаза.
— Послушай, тебе не за что себя винить, — говорю я, протягивая к ней руку, но стекло, разделяющее нас, не даёт возможности прикоснуться. — Случилось, как случилось. Уже ничего не изменить.
Она наконец поднимает глаза и принимается теребить ремешок на своей сумке.
— Как там погода? — меняю я тему и улыбаюсь уголками губ.
— Жарко.
— А небо? — спрашиваю я. — Каким бы цветом ты его нарисовала?
— Лазурным, — отвечает она. — Этаким оттенком голубого, который почти можно попробовать на вкус.
— Иногда я представляю, каково это — вновь ощущать солнце.
— Когда-нибудь ты снова его почувствуешь.
— Нескоро.
— Я принесла твои вещи, — указывая на картонную коробку, оставленную возле входа, говорит девушка. — Там некоторые твои альбомы, карандаши.
— Спасибо, — я киваю. Как удивительно, что вся история моей жизни уместилась в пыльной коробке.
Видно, что Жаклин нервничает, вцепляясь в бортики стула на котором сидит.
— Да, кстати, я поступила, Тодд… Пит, — она поднимает на меня радостный взгляд. — Следующие восемь лет я проведу в Дистрикте-3, обучаясь на врача. Правда, специализацию пока не выбрала.
— Я никогда не сомневался в тебе, — говорю я, уже широко улыбаясь. — Но все равно до сих пор поверить не могу, что ты теперь учишься в медицинской академии. Наверное, ты первая студентка из Двенадцатого за все семьдесят пять лет!
Она довольно улыбается мне в ответ.
— Это только благодаря тому, что ты вмешался.
— Просто часто мы не знаем, как сделать то, о чем действительно мечтаем. Иногда мы ждем кого-то, кто сделает это для нас.
— И ты стал таким человеком, — добавляет она, прикусывая губу.
— Теперь ты точно сможешь заняться тем, чем должны заниматься ребята в твоём возрасте. Ты же помнишь: «Ссорятся, мирятся, расстаются, встречаются с кем–то еще. Это то, что все делают…»
— «… когда им шестнадцать…» — договаривает она мои слова, сказанные ей когда-то.
— Я думаю, что и в семнадцать начать не поздно, — добавляю я. — И прости. Я не должен был допускать того, что случилось. Это полностью моя вина.
Она пристально смотрит мне в глаза — долго-долго прежде, чем снова начать говорить.
— Знаешь, последние пару недель, после того как ты уехал, я много думала о том, что произошло. О нас с тобой, — Жаклин опускает взгляд на свои ладони, нервно скручивая пальцы. — Я понимаю, это звучит бредово, потому что ты видишь ситуацию иначе. Ты осуждаешь себя, я права? В этом весь ты. Ты верный. Ты ответственный. Ты хочешь позаботиться обо всех вокруг, — она складывает руки на стол и снова поднимает взгляд на меня. — Тодд, все, что произошло после Игр заставило тебя стать моим героем. Я не говорю, что ты не любишь меня, потому что знаю, что по-своему любишь. Я просто думаю, что ты любишь меня по неправильным причинам.
— Неправильным причинам? — удивлённо переспрашиваю я.
Она встаёт и, начав расхаживать по комнате, продолжает:
— Именно. Ты так сильно оберегал меня, что я словно находилась в изолированном пузыре, а это очень давит.
— Давит? — перебиваю я её. — Я не пытался давить на тебя. Я просто хотел защитить тебя. Разве это плохо?
— Нет, Тодд, это не плохо. Ты провел два года своей жизни, заботясь обо мне так, как никто другой не смог бы. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, будто я принимала твою помощь, как должное. Всё, что ты сделал для меня, намного больше, чем я могла предполагать. Мне важно, чтобы ты знал, как это много значит для меня, но из-за сложившихся обстоятельств, ты стал для меня единственным мужчиной в этом мире: отцом, братом, другом, парнем, и это было неправильно. И теперь я понимаю, что наша преданность друг другу будет удерживать нас от того, чтобы по-настоящему жить. Жить так, как хочется.
Выражение её лица становится извиняющимся.
— С самого первого дня, может, потому что я младше, не знаю, но ты старался стать моим хранителем, только мне он не нужен. Мне нужен кто-то, кто захочет вместе со мной бросить вызов океану, а потом не позволит утонуть. Но ты даже близко не разрешишь подойти к нему.
Я стараюсь не двигаться и даже не дышать слишком громко. Жаклин поднимает подбородок вверх, будто сдерживая слёзы.
— А теперь, когда и Китнисс вернулась, — продолжает она, и я выдыхаю, потому что её имя отбивается рикошетом боли в моей груди, — я чувствую, что не смогу прожить жизнь так, как хочу из-за страха причинить кому-то из нас боль, а ты не можешь прожить жизнь, которую хочешь из-за того, что твое сердце слишком преданное, чтобы уйти и, наконец, сделать что-то для себя.
Я прижимаюсь лбом к стеклу, стараясь не смотреть на слёзы, которые текут по щекам Джеки, оставляя тонкие солёные дорожки.
— Несмотря на то, что это очень сильно ранит меня, — продолжает она, садясь обратно на стул напротив, — я никогда не прощу себе, если не позволю тебе следовать своим мечтам, как ты когда-то заставил меня следовать моим.
Жаклин пристально смотрит в мои глаза, и я, в конце концов, выдавливаю:
— Если ты решила так.
— Я знаю, что произошло во дворце: Ник мне рассказал. И понимаю, почему ты поступил именно таким образом, — тихо добавляет она.