— Привет, — тихо говорю я, но сестра качает головой и отступает.
— Не нужно было приезжать, — произносит она, и её голос срывается. — Ты моя сестра. Человек, которому я доверяла больше всех на свете…
— Китнисс, подожди… — но она разворачивается и сбегает. Я слышу её быстрые шаги на лестнице. Слышу, как захлопывается дверь её спальни. Крупные слезы собираются в уголках моих глаз, и первая слезинка плюхается на сбитый деревянный порог, словно капля дождя.
Не думала, что наша встреча будет такой. Я приказываю себе не плакать, вытираю слезы ладонью и, закрывая за собой входную дверь, прохожу внутрь, осматривая гостиную. Этот дом совсем новый, но с мебели до сих пор не сняли белые простыни — внутри темно и неуютно.
Оставив кота внизу, я поднимаюсь в ванную комнату и остужаю холодной водой свое лицо. Как бы мне хотелось, чтобы мама была здесь. Она уж точно помогла бы мне успокоиться. Глубоко вздыхаю и бросаю сумку с вещами в коридоре. Дверь в спальню Китнисс заперта. Я несколько мгновений стою около нее и, постучав, тихо спрашиваю:
— Можно войти?
Но ответа нет.
— Пожалуйста, Китнисс. Просто позволь мне всё объяснить…
По-прежнему ничего.
— Пожалуйста, поговори со мной.
В этот момент я хочу, чтобы она сказала, что ненавидит меня. Лучше уж пусть кричит и обзывает самыми ужасными словами, потому что прямо сейчас мое сердце разрывается, и я не знаю что сделать для того, чтобы Китнисс снова заговорила со мной. Я сажусь возле двери и начинаю плакать. Моя старшая сестра знает, как причинить мне самую сильную боль. Жгучую и нестерпимую. Она молчит и отвергает меня, обрекая тем самым на самое страшное наказание, которое могла бы придумать.
***
Сколько я себя помню, мы с Китнисс редко ссорились. Она всегда была папиной дочерью. Рано утром они вместе уходили в лес, отец учил её охотиться, ставить силки, разводить костёр. Я же всё время проводила с мамой. Мы часами могли готовить лечебные отвары и мази, сажать и собирать растения. Каждый из нас занимался тем, что любил, и мы были счастливы.
После смерти папы нам всем пришлось перестроить себя. Теперь у каждой из нас появились новые обязанности. Мы обе понимали, что должны заботиться о маме, которая закрылась ото всех, и стали ещё ближе, чем раньше. Только вот сейчас я не знаю, как вновь восстановить ту самую связь, что так тесно связывала нас многие годы. Прошло три дня, но ничего не поменялось. Китнисс смотрит сквозь меня, говорит со мной только тогда, когда необходимо. Ест в одиночестве, если вообще ест.
Каждый вечер приходит Джоанна, запирается в её спальне, и они о чем-то долго разговаривают, но Китнисс по-прежнему не выходит из своего добровольного заточения. Теперь между нами стена, и я чувствую, как она отдаляется от меня всё дальше и дальше. Помню, мама говорила, что сестры всегда найдут путь обратно друг к другу, однако меня пугает, что, возможно, мы уже никогда его не найдём.
Я встаю рано. Спускаюсь на кухню, открываю холодильник, чтобы приготовить очередной завтрак, который Китнисс не станет есть, но железный шкаф оказывается предательски пуст. На полке сиротливо стоит десяток яиц да засохший кусок хлеба.
Из-за двери доносится мяуканье Лютика, который требует, чтобы его впустили в дом. Вместе с котом внутрь проникает утренний прохладный ветер, и я спешу закрыть дверь. Перед тем как прошествовать на кухню, кот пару секунд трется о мои ноги, видимо благодаря.
Выпивая на ходу кружку горячего чая, я собираюсь и иду в город. Как только я оказываюсь под лучами утреннего солнца, тёплый воздух окутывает меня успокаивающим потоком. Рынок располагается более чем в сорока минутах ходьбы, но есть третий день яичницу уже действительно не хочется.
Я медленно брожу между прилавками, набирая продукты на неделю, как вдруг моё внимание привлекает необычная пара. Высокий парень с тёмными волосами одной рукой обнимает хрупкую блондинку, а второй — держит сумку с покупками. Гейл?
— Гейл, — радостно кричу я ему и машу рукой.
Они одновременно поворачиваются, и я с удивлением обнаруживаю, что рядом с ним стоит Мадж.
— Примроуз? — она подходит ко мне и обнимает настолько крепко, что воздух выходит из лёгких, Гейла же останавливает по дороге какой-то незнакомый мужчина, и он, кивком ответив на мою приветственную улыбку, останавливается для разговора с ним. — Ты жива! О, я не могу поверить! Я так рада видеть тебя снова. Когда ты вернулась? Где была всё это время?
— Я вернулась пару дней назад, — отвечаю я, прислонясь боком к деревянному прилавку. — Два года жила в Седьмом. Это очень долгая и запутанная история, Мадж. А вы с Хоторном вместе?
Она смущенно улыбается и, будто сама ещё не может поверить в случившееся, кивает.
— После того, как они с Китнисс расстались, мы с ним постепенно сблизились, — тихо говорит она, опуская смущенный взгляд.
— Расстались с Китнисс? — Я переспрашиваю, стараясь придать голосу обычное звучание. Мадж отводит глаза, словно пытается найти способ сказать что-то не очень для неё приятное.
— Я не знаю точной причины, Прим. Тебе лучше спросить у Китнисс. Гейл мне много не рассказывал, но он был сильно разбит, когда твоя сестра уехала, оставив его здесь одного. Они были вместе примерно месяцев восемь, — я не могу в это поверить, кажется, что даже дышать перестаю. Чтобы справиться с головокружением и эмоциями, я на секунду опускаю веки. Перед глазами у меня все красно от ярости, которая бурлит во мне. Я подхватываю сумки и, одарив девушку благодарным взглядом, думаю про себя: «Спасибо, что проболталась, Мадж».
— Мне нужно бежать — передавай привет Гейлу, хорошо? — протараторив, я разворачиваюсь и несусь домой. Предательски слезы вновь начинают жечь глаза, но я держусь.
Шагая обратно к дому, я трясусь от злости и разочарования. Но теперь к моим чувствам добавилось еще кое-что: решимость, потому что я собираюсь сказать сестре то, что уже не взять обратно. Высказать абсолютно всё, так как настолько зла, что слова бесконтрольно просятся с языка и искрятся перед глазами.
Я кидаю сумку с продуктами под стол и на этот раз без стука врываюсь в комнату Китнисс, которая сидит на подоконнике, печально глядя в окно. Она удивленно поднимает взгляд на меня.
Утирая глаза, злюсь, что не могу не плакать, и буквально кричу на нее:
— Я изводила себя, испепеляя чувством вины, пыталась достучаться до тебя с самого приезда, сотни раз прося прощения, а ты обвиняла меня в том, что я попыталась построить свою жизнь заново, когда сама в это время встречалась с Гейлом?!
Натянутым, как струны, голосом, она шипит:
— Я с ним не спала, в отличие от тебя, — холодно отрезает она, словно разговаривает с посторонним, — правда ведь, Прим?
— Только то, что у тебя не было секса с Гейлом, ситуации не меняет. Ты точно также пыталась начать сначала. Но ты обвиняешь лишь нас, упиваясь своим горем, и не замечая того, что мы с Питом оказались в точно такой же ситуации, как и вы.
Я разворачиваюсь кругом, чтобы закрыться в своей комнате, но Китнисс следует за мной по пятам.
— Вернись! — кричит она.
— Отстань! — Я пытаюсь закрыть дверь перед её носом, но она успевает вклиниться ногой. — Ты лицемерная эгоистка! — выплевываю я ей в лицо. Я таких слов не то что не говорила никогда — даже думать себе не разрешала.
Я отталкиваю её и убегаю в глубь комнаты. Она идёт за мной следом.
— Как это произошло? — требует рассказать она.
Я падаю на кровать, Китнисс встаёт напротив. Рыдание вырывается из моего горла.
— Я всегда хорошо к нему относилась. Просто в один день мне показалось, что он для меня больше, чем просто друг. А ему тоже было тяжело! — выкрикиваю я.
— Ты хочешь, чтобы я вас пожалела что ли? — лицо Китнисс искажается в усмешке.
— Я лишь пытаюсь объяснить. Мы не знали, что ты жива. Мы оба ждали тебя, сходили с ума, — рыдаю я.