Говорят, что до мечты всего два шага. Больше нет. Моя мечта сбылась.
========== Эпилог ==========
На улице завывает ветер, бросая мне в лицо снежинки размером с теннисный мяч. Я натягиваю на голову капюшон и спускаюсь по протоптанной серой тропе. Декабрьский ветер пробирает до самых костей, и я поднимаю воротник куртки выше. Несмотря на слабый солнечный свет, заледеневшая угольная грязь под моими ботинками всё равно превращается в жижу, и я, обходя особенно большие лужи, ступаю на городское кладбище.
Я петляю вдоль каменных плит и простых деревянных табличек, пока не дохожу до гранитного камня с именем Анна Роуз Мелларк. Растущая рядом сирень уже давно сбросила свои листья, и сейчас только её ветки дрожат на холодном воздухе. Сняв капюшон, я присаживаюсь на корточки рядом с могилой матери.
— Привет, — очищаю рукой имя, выбитое на сером камне, — я многое должен тебе рассказать, мама, и думаю, это будет наш последний разговор в уходящем году, — я опускаю взгляд на небольшой кожаный альбом со стёртыми уголками, который верчу в руках. Мне показалось важным взять его на этот раз с собой. — Сегодня утром я привёз Китнисс и нашего сына домой. Ты бы гордилась им, мама. Сильный и крепкий мальчишка. Весит три с половиной килограмма. Китнисс говорит, что он очень похож на меня, и знаешь, когда я взял его в руки первый раз, то…
Я прочищаю горло.
— Ты ведь помнишь, каково это, да? Нет ничего в этом мире, что сможет заставить почувствовать такое. Это чудесно, но и одновременно страшно до смерти. Ты хочешь защитить своего малыша от всей боли, которая может возникнуть на его пути, и молишься, чтобы не облажаться, и воспитать его достойно.
Я останавливаюсь и провожу взглядом по широкому полю кладбища.
— Знаешь, мам, я провёл всю свою юность, боясь разочаровать тебя, но после твоего ухода я много об этом думал и, наконец, кое-что понял.
Я провожу указательным пальцем левой руки по твёрдому переплёту и начинаю листать слегка пожелтевшие страницы, рассматривая уже в тысячный раз свои первые рисунки, которые она втайне собирала все эти годы. На обратной стороне написано моё имя и возраст. Пять, шесть, двенадцать лет, а в самом низу аккуратно подшиты её собственные работы. Она никому из нас так и не рассказала, что рисует.
— Ты не просто так была слишком строга со мной, верно? Потому что мы с тобой похожи. Глубоко внутри ты боялась и переживала за меня.
Я снова смотрю на могилу, и мой голос смягчается:
— И знаешь что, мама? Ты была права. У нас у обоих внутри есть какое-то особенное свойство. Та часть души, что заставляет нас любить всем своим сердцем. Как ты всю жизнь любила папу, несмотря ни на что, так же и я люблю Китнисс. Ты всегда её тщательно скрывала. Но, знаешь, мам, тебе не стоило этого стыдиться.
Я накидываю обратно капюшон и, потирая замерзшие пальцы, встаю.
— Мы назвали малыша Флетчер. Я должен многому его научить, мам. Всему тому, чему ты и отец учили нас с братьями, но есть ещё одна вещь, которой я должен поделиться с ним, и о которой ты не успела рассказать мне, а может, просто не знала, как сделать это. Я хочу, чтобы он всегда знал, что я люблю его, несмотря ни на что, и принимаю его таким, каков он есть. Возможно, это самый важный урок, мам. Понять и принять собственное я. Найти правильный путь. Я так долго учился этому, что чуть не потерял себя и единственную девушку, которую когда-либо смог бы любить. Знаю, за все то, что я натворил, ты дала бы мне смачный подзатыльник, — улыбаюсь. — С тех пор я держусь за неё так, что готов пойти и в огонь, и в воду. Я никогда в жизни не испытывал столько счастья, мам, и, думаю, что ты тоже была бы рада за меня. А теперь я собираюсь вернуться домой, к своей семье.
Я разворачиваюсь и снова смотрю на могилу, переводя взгляд на соседний памятник. Мы с Раем несколько лет назад заменили старую надпись на надгробии, сделав табличку для семьи Янг.
— Да, и ещё кое-что. Если вдруг увидишь Тодда и Жаклин, поблагодари их за меня и скажи, что я прошу прощения за то, что таким образом увековечил его имя в новых учебниках. Я правда не специально, даже историки иногда ошибаются.
***
В окне отражается комната за моей спиной — укрытый белой скатертью стол, камин, украшенный живыми еловыми ветками, в котором пляшут ярко-оранжевые языки пламени. Повсюду развешена мишура, ветки омелы и сосновые лапы, а у стены стоит настоящая ёлка, за которой нам пришлось идти вместе с Джо и Ником, так как Китнисс уже не могла выбираться в лес. Джоанна лично срубила её, не дав нам с другом даже прикоснуться к топору.
Я перевожу взгляд на круглые настенные часы и поправляю воротник рубашки. Как только отворяется дверь, в комнату врывается вихрь из снежинок, а следом за ним и Рик с Реном.
— Скоро Рождество! Совсем скоро! — кричат они, на ходу скидывая ботинки, и чуть не сносят меня с ног.
Следом входят Уилл с женой, отец и Рай, обнимающий за плечи Маргарет.
— Привет, салага, — треплет он меня по волосам.
Закатив глаза, я закрываю входную дверь.
— Мне тридцать вообще-то, Рай. Когда ты прекратишь?
— Никогда, — похлопав меня по плечу, он сворачивает в коридор, а я качаю головой, в этот раз ни капли не рассердившись.
— Ну и где они? — Спрашивает Марго, осматривая комнату в поисках молодой мамы.
— Наверху. Китнисс укладывает его спать, — отвечаю я, развешивая их вещи на крючки в нашей прихожей. — А вы оставили Алису бабушке с дедушкой?
— Ага, — отвечает вместо неё брат и, схватив со стола одну из закусок, запихивает её в рот, — должен же у нас, у родителей, хоть когда-то быть выходной.
— А вот и мы, ваши любимые соседи, — громко заявляет о своём приходе Джоанна. Поцеловав меня в щеку и поставив пакеты на пол, она идет прямиком наверх поглядеть на малыша.
Я пожимаю руку входящем следом Нику и запираю дверь. Подпирая плечом стену, я прислушиваюсь к шумному гомону любимых мне людей и детскому смеху, вдыхая запах праздника. И счастья.
Спустя пару часов все разваливаются на двух диванах в гостиной, приходя в себя после грандиозного праздничного ужина. Уилл с Раем допивают бутылку вина, о чем-то громко споря, отец уже спит, откинув голову на подголовник кресла, а близнецы играют с Лютиком, который забился под ёлку, не желая показывать оттуда хвост. Кажется, они пытаются выманить его оттуда куском колбасы, но этот кот так легко не сдастся.
— Почему Прим не приехала? — спрашивает Марго, устраиваясь на кресле, подвернув под себя ноги.
— Они с Рори собирались кататься на лыжах во Втором, — отвечает любимая, уютно устраиваясь у меня под боком, — она планировала приехать после Нового года к рождению Флетчера, но малыш решил появиться чуть раньше.
— Они же вроде расстались?
— Моя сестра и младший Хоторн четыре раза расходились и столько же сходились вновь, — смеется Китнисс, — их настолько сильно тянет друг к другу, что больше двух недель расставания ни один из них пока выдержать не смог.
— И что стало причиной на этот раз? — продолжает допытываться Маргарет.
— Он сделал ей предложение.
— Что? И она ему отказала?
— Нет, она согласилась, но с условием, что он разрешит ей работать. «Я не для того училась восемь лет, чтобы ты запер меня дома, Рори Хоторн!» — улыбаясь пародирует Китнисс голос Прим. — Ему не нравится её график дежурства в больнице и частые ночные смены. Он потребовал, чтоб она ушла, но Прим так легко не сломить. Вот они и бодаются.
Китнисс прижимается ко мне ближе и переплётает наши пальцы. Ник, глядя на нас, тоже закидывает руку на плечи Джоанны и, притягивая к себе, целует в щёку.
— Ты чего такая грустная сегодня, а, малыш?
— Правда, Джо, — подначивает Рай, — заболела что ли? Может, хоть вина с нами выпьешь? Ты же всегда была «своим парнем», не то, что эти молодые мамочки, — указывая на девушек, улыбается он.
Выражение лица Мейсон меняется, и я ей искренне сочувствую. Брат как обычно глупо пошутил, но видно, её это задело. Ник ещё пару лет назад рассказывал, как обеспокоен тем, что Джо никак не может забеременеть.