Юлия Сергеевна тряхнула головой и осторожно влезла на подоконник. Порыв ветра распахнул полы шелкового халата. По иронии судьбы она была в том самом халате, поясок которого развязывал Лева, увлекая ее за собой на широкую кровать под сказочным балдахином. Это была близость, о которой она вспоминала, как о чем-то на уровне единения душ. Горели свечи, их аромат заполнял пространство, полы балдахина едва заметно двигались в своеобразном танце. Лева был нежным, предугадывал ее желание, чувствовал ее настроение. Она знала, что так было не всегда, но годы, проведенные вместе, помогли им обоим изучить друг друга, и теперь они могли дарить максимальное наслаждение. Казалось, этому не будет конца.
Юлия Сергеевна не стала поправлять халат, открывающий стройные ноги, плоский живот. Судорожно схватившись за раму, она закрыла глаза: страх высоты всегда действовал на нее отупляющим ужасом. Она лишалась способности владеть своим телом, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. Открыть глаза означало выпасть из окна сразу же. Она уже представляла, как окажется на покрытом золотыми и красными кленовыми, березовыми листьями асфальте. Как над ней склонится чье-то незнакомое лицо. Кто-то попытается прикрыть обнаженную грудь, бедра. Пронзительный крик призовет вызвать «скорую», -и за всем этим будет наблюдать отлетевшая к звездным небесам душа. Ее тело останется безобразно лежать, утопая в багровой, липкой луже растекающейся крови. Оно больше не будет чувствовать боли. Чуть больше десяти метров отделяли ее от картины, которую мгновенно нарисовало воображение. Юлия Сергеевна еще крепче сжала веки. Нет. Она еще не готова. Она не вспомнила о дочери, как же так? Ни одной мысли о ней, единственной и любимой. Как она переживет то, на что решилась ее мать? Наверняка это если не убьет ее, то нанесет непоправимую травму. Бедная девочка на всю жизнь останется с несмываемым клеймом. А ведь Наташе скоро рожать. Юлия Сергеевна представила, как дочь подходит к телефону. Она идет медленно, неся впереди себя огромный живот. Вот трубка прижата к уху…
— Господи, — одними губами произнесла Юлия Сергеевна, — Господи, что я делаю?..
Дрожащими руками она нащупала ручку на раме, собираясь взяться за нее. Пальцы не сгибались — тело перестало повиноваться, оно словно уже находилось в необратимом полете. Нужно было только не дать ему качнуться в сторону бездны. Балансируя, она затаила дыхание и медленно присела, опустила вниз одну ногу. Потом почувствовала мягкий ворс ковра, быстро стала на него обеими ногами. С грохотом закрыла окно, так, что стекла зазвенели, и замерла. Дыхание сбилось, в груди отчаянно болело — боль искала выход, потому что не утихала, а напротив — разрасталась. И ей уже было мало этой женской груди.
Только сейчас она поняла, на что едва не решилась. Щеголева пришла в себя, выскочив из жуткого состояния, когда так легко поставить на всем точку. Ее затрясло. Из глаз полились слезы. Где они были раньше? Она так глубоко спрятала свои чувства, чтобы не показать, насколько уязвлена, что появление горячих слез на застывшем лице показалось чудом. Ей не становилось легче, но она осознавала, что не покинула этот мир. Она оставила себе шанс, единственный шанс продолжать жить на этом свете без него…. Она не совершила смертного греха, за который пришлось бы расплачиваться дочери, внукам. Говорят, дети не отвечают за родителей — только не в законах Всевышнего. Наказание никогда не бывает тяжелее, чем человек способен вынести. Так говорила ее бабушка, прожившая долгую, нелегкую жизнь. Она умирала тяжело, веря в то, что выпила всю чашу страданий до дна, не оставив ничего потомкам. С годами, ощущая себя абсолютно счастливой, Юлия думала, что бабушка действительно расплатилась по всем счетам. А минуту назад сама чуть было не совершила непоправимого.
Ноги подкосились. Юлия Сергеевна оказалась на полу, едва находя силы, чтобы смотреть, ровно держать голову. Еще несколько секунд — и она безжизненно замерла, не желая владеть собственным телом. Щеголева затихла. Только что она сдала экзамен на выживание. Но вступать в эту новую, пугающую жизнь Юлия Сергеевна все еще боялась. Она решила, что на время изолируется от всех и вся. Да, ей нужно время, чтобы прийти в себе, вернуться в свое тело. Слишком далеко упорхнула в своем минутном безумстве отчаявшаяся душа. Юлия Сергеевна выдернула телефон из розетки.
Потом, подтащив к себе одну из подушек, лежавших на ковре, подложила ее себе под голову, поджала ноги к груди. Закрыв глаза, почувствовала, как тревожно, сбивчиво бьется сердце. Оно отсчитывало удар за ударом, а Юлия Сергеевна вдруг представила, как ему невыносимо тяжело, как оно хочет остановиться. Разозлившись, она несколько раз ударила мягкую, податливую подушку и сказала вслух, всхлипывая: