В конце концов не выдержал Шарагин эту монотонную и тупую болтовню, мешавшую ему спать, и коротким «за.бали!» оборвал разговоры солдат, после чего выпил воды из фляги и отвернулся в надежде заснуть, чтобы скоротать время до ужина.
На смену одним голосам приходили другие, и отвлекали звуки эти от сна, да и не хотел Шарагин спать, мысли различные пробегали в голове его лейтенантской.
…по сути своей, солдатня – это сброд, это оборванцы,
отрыжка нашего общества, это… черт, как быстро одичала,
очумела на воле, на выезде солдатня!.. пустячные, идиотские
мысли в голове почти каждого, от этого и чушь словесная
высыпает из каждой пасти… но если наш боец настолько туп
и бестолков, что же говорить о «соляре»?.. у мотострелков
вообще одни дебилы служат!..
– Чистяк, в натуре, муха не.блась! – как бы в подтверждение мыслей Шарагина крикнул восторженно кто-то из солдат.
– Шиза косит наши ряды! – завопил другой.
…оболтусы великовозрастные… идиоты!..
Жизни проходимцев, типа Прохорова, разгильдяев и жлобов, типа Титова, затравленных салабонов, типа Мышковского, Сычева и Чирикова, хохмачей, вроде Панасюка, и прочих характерных и нехарактерных личностей и не личностей последнего и промежуточных призывов, принадлежали Шарагину, вернее сказать, он приписан был к этому сборищу характеров, называемому взводом, и благодаря ему делался взвод боеспособным, и обязан был он ежечасно, ежеминутно, ежесекундно думать о взводе, о людях, переживать и волноваться, нервничать, принимать решения, от которых зависело, вернутся солдаты из Афгана домой или нет.
Можно было до бесконечности ругать этих призванных с разных уголков страны Советов на действительную военную службу пацанов,
…«слонов» безмозглых…
но Шарагин ругал их сейчас про себя, так же, как порой ругал и вслух, за провинности и за мелочи, на которые солдаты плевали, но которые запросто приводят человека на войне к гибели, ругал, и, в то же время подспудно симпатизировал каждому в отдельности, грустил, когда оттрубив два года, покидали его взвод окрепшие парни, будь то в Союзе или здесь, в Афгане. Ценил Шарагин то необъяснимое и уникальное явление природы, что зовется советский, русский солдат.
…откуда берутся у советского солдата порой полное равнодушие к
смерти, храбрость безграничная, отчаянная отвага?… у афганского
вояки совсем не так, попробуй сказать ему, что надо ехать из
Кабула в Кандагар, он же ни за какие деньги не поедет,
каждый из них, из афганойдов, только за собственную шкуру
дрожит, а мы охраняем их покой, мы за них всю грязную
работу делаем, мы пашем тут, как папа Карло… потому что
они все трусы, а наши пацаны рвутся в бой…
что это – романтика? да нет, насмотрелись они, и почему-то
опять лезут… дурость? не дураки они, чтобы так просто
жизнью разбрасываться… долг? нет, это для газет, пустые
слова… безрассудство русское? отчасти… не понять это
никому… также как не понять никому загадку русской души,
не разгадать… огромная, глубокая, необъятная, как наша
страна… неуправляемая, непредсказуемая… только в
русской душе, столь противоречивой, уживаются
одновременно какая-то небывалая широта, искренность,
открытость, сентиментальность, подлость, подхалимство,
низость, покорность рабская, самоотверженная любовь к
ближнему и неуважение полнейшее к человеческой жизни…
особенно для тех, кто наверху, человеческая жизнь теряет
всякую ценность, особенно в Москве, для тех гадов, которые
протирают штаны в штабах… они не разбирают нас по
именам и фамилиям, а лишь по батальонам, полкам,
дивизиям считают людей…
…хватит, Шарагин, философствовать, делом надо заниматься,
войной, а не рассуждать… с чего это я начал? ах, ну да – о
безмерной храбрости советского солдата…
Как бы не уводил себя с философского лада Шарагин, все возвращался обратно в раздумья. Перевернулся на другой бок, и стал разглядывать броню БМП, облазившую зеленую краску, прилипшую, высохшую грязь, толстый слой пыли, такой же в точности, как и у него в легких.
Люди советские в Афгане давились пылью, захлебывались, и отхаркивали ее из себя вместе с вязкой, нездоровой, как гнойной, желтой слюной.
Неожиданно для себя он подумал, что упоенье войной, романтика сражений начинают накапливаться в людях с детства, когда обрушиваются на ребенка кипы книг о войне, мозги едва успевают переваривать героические фильмы, где солдат – непременно победитель, где убивать врага – здорово.
…носятся с ясельного возраста по улице карапузы с
деревянными автоматами: пах-пах, ты убит!.. нам никто,
никогда не рассказывал, что такое настоящая война, ни в
одной книжке никто не написал, что война по природе своей –
вещь наигнуснейшая… Великую Отечественную войну
идеализировали, создали из нее фетиш… да, мы победили,
но чего нам это стоило!.. я от деда многое узнал… но об этом
ни в книгах, ни в газетах никогда не напишут!.. и выходит, что
жертва в десятки миллионов жизней обоснована, и вместо
того, чтобы осуждать того, кто допустил такие чудовищные
жертвы, осуждать людей, которым было наплевать, тридцать
или сорок миллионов будет потеряно ради победы, мы
занимаемся популяризацией подвигов, готовим следующее
поколение к самопожертвованию… мое поколение хорошо
подготовили, поэтому мы и здесь, поэтому наш советский
солдат и показывает в Афгане чудеса героизма…
Пропитавшись надуманными, сладкими, поверхностными и неправдивыми образами войны, мальчишки с деревянными игрушечными автоматами начинают рваться в бой, мечтают попасть на войну, все равно на какую.
…и, к сожалению, большинство из них так и не расстаются с
этими детскими иллюзиями, взрослея… стоп! отставить!
тогда выходит, что мы не умеем жить без надрыва, без
проявлений героизма, нам всегда нужен враг, которого
непременно надо уничтожить… получается, что все мы, вся
страна, только и ждала очередную войну, вроде Афгана?..
Стоило солнцу приспуститься с зенита, как солдатня, затихшая было на какое-то время, ожила, продирая сонные глаза, зевая, выползла из нор, а вместе с ожившей солдатней вновь зарождались подколы, смех, ругань, окрики.
Накануне, при выдвижении роты к будущим позициям, бойцы схулиганили малость, добыли дополнительный паек, и весь первый день, пока окапывались и прятались от «афганца «, скрывали от командира.