Мы ахали, а Колька Карбас, стараясь перекричать птичий гам и шум крыльев, орал торжествующе:
- Вот это базар! Настоящий базарище... Гляньте-ко, сколько их тут! Мильёны!
Миллионы не миллионы, но птиц здесь было столько, что от их беспорядочного мелькания кружилась голова.
Я слышал о птичьих базарах, но то, что было на самом деле, просто нельзя себе представить, не увидев собственными глазами. Это было черт знает что... Скалы были словно присыпаны солью и перцем - черное и белое, белое и черное. Птицы на воде, птицы в воздухе, птицы... птицы, птицы! Шум от непрерывного движения крыльев был похож на шум прибоя, а гвалт, пискливый, каркающий, плачущий, стоял такой, что трудно было разговаривать, надо было кричать. Птицы носились вокруг, стремительно пикировали в море, чуть ли не задевая ванты нашего суденышка, пролетали над самой палубой, над нашими головами, так что казалось: стоит только протянуть руку, и какая-нибудь из этих сумасшедших сама влетит в нее...
А на берегу, на прибрежных камнях, стояли люди: высокий, плечистый мужчина с небольшой аккуратной бородкой вокруг обветренного, загорелого лица, рядом с ним парень лет шестнадцати - семнадцати, такой же плечистый и загорелый, - наверно, сын. За ним женщина с грудным ребенком на руках, потом девчонка - сколько лет, и не поймешь, но примерно нашего возраста, а с ней еще двое пацанов. "Ничего себе семейка, - подумал я, - и что они тут все делают только?!" Уже потом я заметил, что совсем недалеко от берега покачивается на якоре небольшой катерок, а на песчаном кусочке пляжа лежит перевернутая вверх дном лодка. Ага, наверно, это тот самый промысловик, который здесь живет и о котором говорил нам Громов. Прилучный его фамилия.
Семейка дружно помахала нам руками, а потом сразу принялась за дело. Отец со старшим сыном быстро перевернули лодку, столкнули ее в воду и на двух веслах направились к "Авангарду" - греб парень; девчонка и двое мальчишек разбрелись по берегу и начали сносить в кучу плавник - его здесь было сколько угодно: доски, горбыли, сучья и даже здоровенные бревна.
Прилучный с сыном ловко забрались к нам на борт. Вежливо поздоровались, и старший спросил, какая помощь нам требуется.
- Как же вы узнали, что мы должны прийти сюда? - удивилась Людмила Сергеевна.
- Тундровое радио, - ухмыльнулся Прилучный, - у нас новости шибко быстро разносятся. А ежели по правде, так Илья Коститиныч часа за два до вас на своей тюпалке забегал.
- Ай да Вылко - деловой человек, - сказал с уважением шкипер "Авангарда".
- Верно, - подтвердил Прилучный, - у него ежели слово дадено, что пуля стреляна.
- Ну, лады, - сказал шкипер, - надоть дело делать.
И сразу началась высадка нашего, как сказал Арся, отважного десанта. Мы работали как черти, две шлюпки с "Авангарда" и лодка Прилучного сновали взад и вперед, и уже через каких-нибудь часа полтора все наше барахло: матрасы, ящики - пустые и с продуктами, - вещмешки и чемоданчики, бочки и связки клепок, мешки с солью и с мукой, инструменты и мелкокалиберные винтовки и всякое другое снаряжение - лежало на прибрежной полосе.
"Авангард" прощально провыл сиреной, поднял якорь и отправился обратно в Кармакулы.
"Ну, вот и все, - подумал я, - вот и остались мы, как Робинзоны, на пустынном и одиноком берегу, и с нами Пятница, вернее, целых семь Пятниц Прилучных".
- Вы, товарищ комиссар, и ты, Марья, со мной айдате, - сказал Иван Иванович, - надо место для палаток присмотреть да насчет паужны* распорядиться, проголодались небось робятишки-то. А здесь Ваня с малыми моими останется. Покажет, куда вещи таскать. Да гляди, Ваня, поторапливайтесь - скоро море вздыхать зачнет. Прилив, значит, пойдет.
Иван-младший молча кивнул. В отличие от отца он был не очень-то разговорчив.
Иван Иванович-старший вместе со своей женой и Людмилой Сергеевной пошли вдоль берега.
- Однако, пока вешши таскать, - сказал Иван Иванович-младший и обернулся к сестре: - Ты, Ольга, ишшо с малыми плавник пособирай, а мы пойдем.
- Слушаюсь, товарищ командир, - смешливо сказала Ольга, и я только теперь разглядел ее как следует.
Ничего девчонка. Арся на нее загляделся, а когда и она на его посмотрела, так покраснел даже. Это Арся-то!
Захватив кто что мог, мы пошли за Ваней. Он сам сразу взвалил себе на плечи мешок с солью. С грузом по камням не больно-то попрыгаешь, и, когда Арся с ящиком за спиной попытался все-таки прыгнуть, ему это дорого обошлось - он поскользнулся и брякнулся вместе с ящиком.
К счастью, упал он на бок и на песок. Ольга звонко расхохоталась. А Иван спокойно спросил:
- Не зашибся?
- Не-е, - сказал Арся смущенно, встал с песка и начал отряхиваться. Потом попросил Славку подбросить ему ящик за спину и упрямо зашагал вперед, но скакать больше не пробовал.
- Дофорсился, - сказал Васька Баландин, - нашел перед кем.
Ольга засмеялась опять, и Иван прикрикнул строго:
- Ольга! Чего регочешь?!
Она фыркнула презрительно и принялась собирать плавник.
"Ох, нелегкая это работа - из болота тащить бегемота", - думал я каждый раз, когда с очередной поклажей, согнувшись в три погибели, тащился вверх.
Да, наверное, не один я так думал. Если в первый раз все бросились разбирать грузы с шутками, смехом, то сейчас только кряхтели да иногда поругивались сквозь зубы. Пот катился с разгоряченных лиц, мы поснимали свои ватники и пальтишки, но от этого было не легче - груз врезался в плечи и спины и даже в мягком мешке или матрасе вдруг появлялись твердые и острые углы. Мне, например, казалось, что на спине у меня вырос горб, как у хорошего верблюда.
И вся эта работа проходила под неумолчный шум прибоя и под вопли и хлопанье крыльев встревоженных нами птиц. От этой музыки заложило уши и ломило в висках. Не знаю уж, из каких сил, скорее всего только на самолюбии, но я держался...
Однако кончилась и эта адова работа, и все мы в изнеможении повалились на землю, вернее, не на землю, а на поросшие кое-где мохом и какой-то неказистой коричневой и бурой растительностью камни. Некоторые, правда, догадались вытащить из груды вещей матрасы, а я как брякнулся на плоский камень, так и не поднялся, пока не позвали ужинать. То есть не позвали, а просто принесли еду к нашему "лежбищу". А носили ее в мисках Ольга со своими братишками - старшему одиннадцать, младшему семь-восемь. Ох, что это была за уха! В жизни своей я не ел ничего вкуснее. Когда только успели приготовить?
- Это Людмила Сергеевна ваша да маманя моя, - охотно ответила на мой вопрос Ольга.
- А добавки можно? - спросил Саня Пустошный.
- Почему не можно? Обязательно даже можно, - ответила Ольга весело, и десяток мисок протянулись ей навстречу.
Наконец все наелись, как говорят, от пуза и снова разлеглись кто где. Я лег на живот и, подперев голову руками, стал лениво обозревать окрестности. Честно скажу, приятного было мало. Голая каменистая, довольно ровная площадка с разбросанными там и сям валунами, вдали - снежные шапки гор, неподалеку в небольшой лощинке - приземистая изба, а рядом еще одна избушка поменьше, да бесконечное кружение птиц и привычный уже тускловатый оранжевый шар полярного солнца. И пожалуй, только синее, играющее переливами море скрашивало эту не очень-то приветливую картину.
Отдыхали мы недолго. Подошли отец и сын Прилучные.
- Заморились? - сочувственно спросил старший. - Однако, робятки, ишшо дна работенка есть: палатки ставить. Не на воле же ночевать. - Он осмотрел горизонт, и, видимо, что-то ему не понравилось. - Гляди, как бы ветер не взялся, вон горы-то как куриться зачали.
Мы с опаской посмотрели на горы: они и верно как будто курились мелкие, разорванные и разбросанные, светлые облака ходили вокруг вершин в медленном хороводе.