Вдруг мой знакомый толстый мальчишка вскочил:
— Это корабли, дяденьки! Вон, слышите!
— Помолчи-ка! Откуда такой взялся, что все знаешь?
Неожиданно раздались оглушительные раскаты. Это было так близко, что мальчишки закричали и бросились со всех ног кто куда. Кое-кто из взрослых тоже засуетился было, намереваясь бежать, но остальные стояли спокойно и прислушивались.
За эти несколько месяцев я уже настолько привык к выстрелам и бомбежкам, что теперь по привычке только пригнулся пониже, а когда все затихло, встал и огляделся. Если это стреляли, то прежде нужно было узнать откуда, с какой стороны, а уж потом бежать.
От пристани наперегонки отчаливали стоявшие там многочисленные джонки, плоскодонки, долбленки и ялики, в суматохе сталкиваясь бортами и веслами. Несколько легких двухвесельных яликов уже успели отойти довольно далеко.
Продавец змей с невозмутимым видом попыхивал трубкой. Он посмотрел на небо и вдруг спросил меня:
— А ты почему не идешь домой?
— Да мне недалеко. Вон до той харчевни! — весело ответил я, обрадовавшись, что он обратил на меня внимание.
Он неторопливо поднялся и щелкнул пальцами. Пес завилял хвостом, подскочил на задние лапы и с лаем помчался к каналу. Через минуту он вернулся, следом за ним шел мальчик.
— Ну что, нашел Дерзкого? — спросил продавец змей.
— Сказали, что он ушел прошлой ночью. Леопард потаскал кур в соседней деревне, он выследил его и убил. Теперь, наверно, пошел продавать его в Семиречье…
Я хотел уже возвращаться, но, услышав последние слова мальчика, задержался.
— Ко, отнеси корзину в лодку.
— Разве больше не будем продавать?
— Хватит! Неси…
— Что, враги уже близко?
— Какие там враги! Это гроза идет, большая гроза!
— Только что гремело — это гром?
— Да, гром, ты поторапливайся, сынок.
Ветер стал заметно крепчать, повеяло прохладой. Пес прыгнул в лодку и задрал морду к небу. Отец и сын едва успели перенести корзины, как подошла гроза. Ветер пригнал из-за леса тучи, черные, как горы, и они быстро окутали небо. Потемневший канал зашумел и покрылся белыми гребешками. Стая за стаей летели куда-то аисты. Я задрал голову, но они летели так быстро, что я не успевал их разглядеть. Селение и рынок у Трех Каналов точно съежились, пригнулись к земле. Долбленки и ялики местных жителей, привязанные внизу к мосткам, подпрыгивали на волнах, задирая носы, как кони, норовившие порвать узду.
Лодка продавца змей пересекла канал и, отойдя вниз по течению, вошла в один из узких боковых каналов, густо поросших по обоим берегам белокорыми каепутовыми деревьями.
Я собрался бежать и вдруг заметил под деревом забытый маленький мешочек из леопардовой шкуры. Это был мешочек продавца змей. Я схватил мешочек и бросился со всех ног за их лодкой, стараясь докричать до того берега. Но они меня, конечно, не услышали.
Ветер завывал так, словно тысячи гигантских рисорушек крутились в небе. В том месте на берегу канала, где я сейчас очутился, далеко кругом не было видно ни деревца, ни кустика. Мне показалось, что ветер вот-вот подхватит меня и унесет. В домах, смотрящих на канал, скрипели и раскачивались деревянные столбы веранд. С крыш со зловещим треском срывало черепицу. Мне было уже не успеть добежать до харчевни. Тяжело дыша и пригибаясь, я побежал к храму поминовения усопших, стоявшему наискосок от рынка, под огромным вековым баньяном с густыми, спутанными ветвями, которые сейчас шумели и волновались, как волны.
Небо темнело с каждой минутой. Скоро все закружилось в сильном вихре ветра. Сполохи молний то и дело разрывали почерневший небосвод, и страшные раскаты уже сотрясали землю вокруг храма.
Я съежился и спрятался под жертвенником. Стены храма были сложены из прочного пористого камня, а крыша покрыта черепицей, обмазанной известкой; все было очень надежно, и все же я не чувствовал себя в безопасности. В такую грозу я как последний дурак выбрал укрытие под самым высоким деревом. Я всегда смеялся над россказнями о привидениях и не верил в чертей, но сейчас весь дрожал. Статуя демона с разрисованным разноцветными полосами лицом, тремя рогами и высунутым красным языком приходилась как раз над моей головой. При вспышке молнии я задирал голову и с невольным ужасом смотрел на это страшилище. Потом, набравшись храбрости, я вышел и устроился у входа в храм. Несколько капель дождя, холодные как лед, упали на лицо. Вдруг у самых ног я заметил большое муравьиное гнездо. Муравьи вели себя совсем не так, как им полагалось бы перед большим дождем. Вместо того чтобы в панике прятаться в гнездо, они деловито сновали взад и вперед.
В мешочке из леопардовой шкуры, который я положил в карман куртки, было что-то тяжелое. Наверно, нож, потому что мне в бок воткнулась твердая рукоятка. Я решил развязать мешочек и посмотреть, что там, но тут же остановился — ведь мешочек был чужой. Но руки уже сами мяли его, и любопытство скоро победило.
Кинжал!
Я осторожно вытащил острый клинок из кожаных ножен, залосненных долгими прикосновениями. Голубоватая сталь сверкала при каждой вспышке молнии, рукоятка была сделана из рога и инкрустирована красной медью, по которой красиво были вырезаны буквы. Что же еще прячется в этом таинственном мешочке? Я решил, что раз уж все равно развязал его, то теперь могу посмотреть. Кроме кинжала, там оказалась целая связка крючков для рыбы разных размеров, всего двенадцать штук, — они были завернуты в клочок промасленной бумаги, — осколок какого-то камня, плоская стальная пластинка, не больше спичечного коробка, и в бумажке немного какой-то темно-желтой мази, густой и вязкой, с едким запахом. Я побросал все вещи обратно в мешочек, все, кроме кинжала, и крепко затянул мешочек скользким жгутом из воловьих жил.
С кинжалом в руке я почувствовал себя гораздо смелее.
Я заглянул внутрь храма. Страшная статуя все так же высовывала далеко вперед красный как кровь язык и скалила четыре белых клыка, но теперь она совсем не пугала меня.
Немного погодя ветер стал постепенно стихать, а вскоре и совсем перестал. На темной верхушке баньяна, где только что так страшно завывал ветер, теперь весело прыгали и пели удоды. Все вокруг уже было залито прозрачным, колеблющимся светом.
Я вернулся к каналу и пошел вдоль пристани в надежде снова встретить лодку продавца змей. Но сколько я ни смотрел, я так нигде и не увидел ни лодки, ни ее хозяина.
Косые лучи заката уже бросали на гладь канала тень от деревьев. Вспомнив о том, что Толстуха должна вот-вот вернуться, я свернул к харчевне и прибавил шагу, чтобы до ее прихода успеть приготовить ужин.
Глава IV
СТРАШНАЯ НОЧЬ
Подходя задворками к харчевне, я увидел дым над кухней и почувствовал запах жареной рыбы.
— Где ты бродишь, все уж давно готово! Кто ты такой, чтоб тебя дожидаться? — недовольно крикнула Толстуха.
Моя хозяйка иногда без всякой причины становилась раздражительной. В такие минуты лучше всего было молчать и не обращать на нее внимания. Но сегодня я почему-то очень обиделся.
Даже аппетитного запаха жареной рыбы с перцем, в кокосовом соусе, за минуту до этого вызвавшего у меня мучительный голод, я больше не слышал. Я не боялся брани. Самые грубые ругательства не испугали бы меня. Теперь я уже ко всему привык. В первое время я очень переживал от того, что часто приходилось выслушивать грубую брань рыночных торговок. Но потом я решил, что нечего, как промокашка, вбирать все эти ругательства и вообще принимать их близко к сердцу, и перестал обращать на них внимание. Теперь вся брань отскакивала от меня — я будто оделся в какую-то броню. Но от колющих, язвительных слов я так и не научился защищаться…
Заметив, что я не тороплюсь на ее зов, Толстуха еще больше рассердилась:
— Ты что, онемел? Язык проглотил?
Я молча пошел мыть тарелки и накрывать на стол. Толстуха поставила рис и рыбу и прикрикнула: