К чему он клонит?
– Да.
– Ты чётко помнишь образ маленькой девочки из сна?
– Нет. – Бейли нахмурилась, пытаясь вспомнить кошмар в деталях. – Детали размыты, и я не вижу лица девушки. Я – это она, поэтому я вижу рубашку, руку, пару босых ног. Больше ничего.
Он взглянул на бумагу, которую держал в руке. Теперь она увидела, что задняя сторона выглядит глянцевой. Это была фотобумага. Он несколько раз перевел взгляд со страницы в своей руке на нее, затем присвистнул.
– Я использовал свои контакты в ФБР, чтобы получить это из закрытых полицейских досье в округе Кроуфорд, штат Индиана. Не многие когда-либо видели эту картину. Взгляни, Хоакин.
Другой мужчина взял его из рук Шона. После мимолетного взгляда он выругался.
– Какого цвета рубашка на тебе во сне?
Ужас пронзил Бейли.
– Мы это уже обсуждали.
– Напомни мне.
Она сжала губы и наклонилась к Хоакину, пытаясь взглянуть на фотографию, но он перевернул ее лицевой стороной вниз у себя на коленях.
– Я хочу посмотреть, – потребовала она.
– Сначала ответь на вопрос. Какого цвета рубашка?
Почему у нее возникло ощущение, что ответ откроет ящик Пандоры? Что на ее голову обрушится куча дерьма? Даже если бы это было так, она не могла позволить себе не смотреть правде в глаза.
– Р-розовая.
– В твоих кошмарах все чистое или грязное?
– Она испачкана кровью.
– Скажи мне, что это не ты, – Хоакин подтолкнул фотографию в ее сторону. – Посмотри мне в глаза и скажи, что ты думаешь, что это какая-то другая девочка.
Дрожащими пальцами Бейли взяла фотографию размером восемь на десять и заставила себя взглянуть на нее.
На снимке сидела маленькая девочка, уставившись на стену в помещении, похожем на полицейский участок. Ее глаза казались пустыми, лицо было белее мела. Парамедик парил рядом с ней, накидывая ей на плечи серое промышленное одеяло в попытке согреть ее. Под ним на ней была розовая пижамная майка, измазанная кровью. Лицо... Она не могла отрицать, что оно принадлежало ей.
С криком Бейли выронила фотографию из онемевших пальцев.
Глава 6
Хоакин вскочил на ноги и бросился к Бейли. Черт, она выглядела призрачно-белой. Ее зрачки стали почти такими же широкими, как у ребенка на фотографии.
Он опустился на колени и схватил ее за плечи.
– Татья... – нет, она не хотела, чтобы он так ее называл. – Бейли?
Ответа не последовало. Она смотрела сквозь него. Его внутренности сжались.
– Малышка, – промурлыкал он. Она откликнулась, когда он назвал ее так раньше, ей это понравилось. На самом деле он не хотел останавливаться и думать о том, что ему нравилось говорить ей это.
– Э-эта девочка... Это я.
Ее четыре коротких слова, вероятно, должны были наполнить его триумфом, или трепетом, или чем-то еще, кроме тошнотворной, бурлящей бури. Он попытался успокоить ее мягким голосом.
– Я знаю.
– Я... я не понимаю. – Она наконец моргнула, и слезы наполнили ее большие голубые глаза. Разочарование отразилось на ее лице. Она выглядела такой хрупкой, что это разрывало его гребаное сердце.
– Я знаю, что это сложно принять, – он погладил ее по рукам. – Мне так жаль.
– Мы пока оставим вас двоих, – пробормотал Шон, поворачиваясь к Торпу.
Владелец клуба кивнул.
– Дайте нам знать, если вам что-нибудь понадобится. Позаботься о ней.
Тонкое предупреждение. Хоакин едва расслышал это, когда Бейли начала всхлипывать. Он поднял ее на ноги и притянул к себе. Она безвольно упала на него, ноги едва держали ее. И что теперь?
Черт возьми, он не любил плачущих женщин. И понятия не имел, что с ними делать. Что ему было нужно, так это руководство, тренировка или поддержка – что-то в этом роде. Но Шон и Торп уже закрывали за собой дверь.
Когда она вцепилась в его рубашку и бросила на него умоляющий взгляд, Хоакин понял, что остался один. Он заварил эту кашу, чтобы отомстить за Нейта, так что придётся смириться. Тем не менее, он немного запаниковал при этой мысли. Когда в последний раз он был так близок с женщиной, если только не трахался с девушкой на одну ночь? Хм... Никогда.
– Они солгали мне, – закричала Бейли в его рубашку, затем резко отстранилась, повернулась к нему спиной и обхватила себя руками.
– Твои приемные родители? – он смотрел, как она пересекает комнату, и боролся с желанием последовать за ней. Что с ним не так? Он должен быть счастлив, что она больше не рыдает на нем. Вместо этого его накрыло чувство вины.
Бейли кивнула, ее светло-каштановые волосы рассыпались по узкой спине до талии, кончики завивались. Она была такой крошечной, а он взвалил на ее плечи чертову кучу проблем. Он должен быть осторожен, иначе сломает ее. Логическая часть его мозга спрашивала, какого черта это имеет значение. Хоакин хотел сказать, что это потому, что, как Татьяна Асланова, она может знать что-то полезное. Но он не собирался вешать себе лапшу на уши.
О, черт. Он понимал своё желание переспать с ней. Но это был дерьмовый коктейль из желания и раскаяния, циркулирующий по его венам. Нелегкое вожделение. Он хотел поцеловать ее раньше, до всего этого. На самом деле, он хотел оторвать Торпу голову за то, что он прервал их, потому что ему очень хотелось снять эту слишком большую футболку и облизать ее довольно твердые соски, пока он пробирался бы в ее киску.
Прямо сейчас он хотел надрать себе задницу за то, что сокрушил мир, каким она всегда его знала. Так было безопаснее для нее. Она была бы лучше подготовлена, чтобы избежать опасности, если бы понимала это. Но менее чем за несколько часов он сорвал маску с ее существования, чтобы обнажить тайную подноготную. Большего она сейчас не выдержит.
И по какой-то гребаной причине, которую он не понимал, он хотел исправить все в ее жизни, чтобы у нее не было причин грустить.
– Конечно! – крикнула она в ответ. – Кем бы они ни были на самом деле. Они лгали мне обо всем. Кто я, откуда я... – Она сжала кулаки и повернулась к нему с маленьким красным носом и дрожащими губами. – Они заставили меня думать, что я сумасшедшая. До семи лет я ходила к психиатру по поводу своих «галлюцинаций». И все это время они делали со мной уроки, готовили мне домашнюю еду, водили на уроки танцев и успокаивали меня по поводу ссор с друзьями или мальчиками, которым я не нравилась. Все это было просто ложью. Итак, если они на самом деле не были родителями, то кем они были? Няньками? Телохранителями? Промывателями мозгов?
Перед лицом ее яростной боли его снова охватило раскаяние. Вероятно, он мог бы обращаться с ней более мягко. Что может быть лучше, чем задавать вопросы, копаться в ее воспоминаниях и совать ей фотографии, пока ты не разорвешь ее личность, тупица?
Хоакин сделал глубокий вдох.
– Я не смог получить много информации о твоей личности, прежде чем забрал тебя. С тех пор я пытаюсь заполнить пробелы. У меня пока нет полной картины. Но мои люди работают над этим.
– Но ты думаешь, что они были агентами ФБР?
– Это самое вероятное предположение.
– Расскажи мне, что ты знаешь, – потребовала она сквозь стиснутые зубы.
Он понимал этот гнев. Это поддерживало ее, она боялась развалиться на части.
– Они, очевидно, вырастили тебя и держали в безопасности. Я уверен, что это была их работа номер один. Любые воспоминания о вашем прошлом или намеки на то, что ты помнила жизнь до них, должны быть уничтожены. Не потому, что они хотели причинить тебе боль. Исчезновение Татьяны Аслановой обеспечило тебе безопасность и дало возможность нормально вырасти. Ты, вероятно, чертовски возмущена ими прямо сейчас, но, скорее всего, эти два агента приняли задание на тринадцать лет, зная, что они могут больше никогда не увидеть полевых действий. Им пришлось расстаться со своей прежней жизнью, бросить собственную семью. Они должны были стать мамой и папой для незнакомого человека, пока ты не станешь взрослой. Может, они и не были идеальными, но они делали свою работу. Это было чертовски лучше, чем детство в каком-нибудь государственном приюте.
– Я... я... – взволнованно выдохнула она, борясь с собой. – Ты, наверное, прав насчет того, что они пошли на жертвы, чтобы вырастить меня в безопасной обстановке. Они сделали это хорошо. С другой стороны, они заставили меня поверить, что мы семья, а затем позволили себе «умереть» вскоре после того, как мне исполнилось восемнадцать. Они бросили меня. И ты их защищаешь?
– Нет. – Дерьмо. – Возможно, у них не было выбора. Я просто пытался заставить тебя увидеть другую сторону медали. Я сомневаюсь, что для них это было легко.
– Очевидно, они не очень скучали по мне, так как ни один из них не пытался связаться со мной в течение последних трех лет.