Когда другой мужчина зашагал прочь с фонариком, Хоакин последовал за ним, ругаясь. Шон прав.
Шон поднялся на вершину пологого подъема, затем нахмурился. Он посветил фонариком прямо вниз, опустившись на колени, чтобы раздвинуть длинные стебли травы, колышущиеся на ветру.
– Я нашел какую-то металлическую заслонку. Она выкрашена в темно-зеленый цвет, чтобы гармонировать с травой. – Он просунул ладони под выступ и попытался приподнять его. – Мне нужна твоя помощь.
Если эта дверь была входом в карьер, они могли проникнуть на территорию комплекса. Возможно, это шанс Хоакина спасти Бейли.
Он опустился на колени рядом с Шоном. Вместе они тянули и тянули. Заслонка была тяжелой и не двигалась с места.
– Черт возьми. Почему она не открывается?
– Может внутри защелка, – размышлял Хоакин. – Нам нужен лом. У меня был один в моем внедорожнике. Если бы я хоть на секунду подумал, что нам это понадобится, я бы...
Мгновение спустя раздался оглушительный взрыв. Земля под ногами закачалась. Небо озарил огненный шар. Он донесся со стороны комплекса. Где был двор.
Хоакин отшатнулся, уставившись на извивающуюся стену пламени вдалеке. С колотящимся сердцем он бросился к нему, ледяное недоверие пронзило его.
– Нет!
Шон догнал его и схватил за шею, удерживая на месте.
– Куда ты направляешься, чувак? Этот огонь, вероятно, достигает тысячи градусов. Ты должен держаться подальше.
Такое пламя мгновенно убило бы любого, кто оказался рядом. Тем, кто находится по периметру зоны взрыва, может повезти, и они потеряют только одну или две конечности, но падающая шрапнель может сильно порезать кожу или попасть в легкие. Или пламя может просто поджарить их заживо. Любой вариант был убийственным.
И каждая крупица информации, которую они получили, привела Бейли в этот комплекс. Или была такой, пока ее не разнесло на мелкие кусочки.
Рядом посыпались пепел и мусор – часть стула, детская игрушка, ручка грабель. Шон прикрыл голову руками, чтобы прикрыться, и пригнулся. Что-то тяжелое приземлилось в тени примерно в сотне футов от них с громким металлическим лязгом. Хоакин стоял в немом ужасе, разинув рот, глядя на языки пламени, поднимающиеся высоко в темнеющее небо, и с трудом дыша.
Его разум кричал, что он потерял Бейли и его жизнь никогда больше не будет цельной и правильной.
Рация Шона наполнилась проклятиями, еще одним взрывом, затем помехами. Все звучало хаотично – много неловкости и недоверия.
– Давайте вернемся на главную магистраль и найдем кого-нибудь, кто вызовет подкрепление и аварийные службы, – Шон оттащил Хоакина подальше от кровавой бойни.
Он не мог оставить Бейли здесь мертвой, как будто она ничего не значила. Как будто он смирился с тем, что она просто стала частью земли. Должен ли он был просто оставить позади свое сердце? Потенциальное семя его семьи и будущего?
Пожалуйста, Боже, позволь совершиться чуду. Позволь ей быть живой.
Даже когда эта мысль пришла ему в голову, он не верил в неё.
Затем онемение от шока уступило место сокрушительной стене боли. Бейли исчезла. Мертва. Её больше нет. Он был недостаточно хорош, недостаточно быстр. Он не спас ее. Ее трагическое детство, ложь о ее юности, то, что она наконец узнала правду о своей личности — все впустую.
Хоакин не знал, как жить без нее. Эта мучительная агония была похожа на смерть его отца, только хуже. Когда был мальчиком, чувства беспомощности и безнадежности было трудно проглотить и переварить. Как мужчине, эту мучительную боль было невозможно понять или принять.
Он. Потерял. Её. Это ни в коем случае нельзя приукрашивать.
Да, он предполагал, что должен утешаться тем, что взрыв, вероятно, унес Бейли, а не клинок Маккиви, но прямо сейчас он не мог быть благодарен ни за одну гребаную вещь.
– Я потерял ее, – его голос звучал хрипло и грубо, когда он опустился на колени.
Стоя прямо рядом с ним, Шон снова помог ему подняться на ноги.
– Ты не знаешь этого наверняка. Возможно, этот взрыв предназначен для отпугивания агентов, или ее не было рядом с самим взрывом.
– Чушь собачья! – он развернулся и сосредоточил все свое недоверие и ярость на Шоне. – Ты сам сказал, что они подстроили взрыв всего комплекса. Взрыв такой силы, что все это гребаное место охвачено пламенем. Они совершили массовое самоубийство и забрали ее с собой. Она мертва. И я, блять, не остановил это. – Он указал на себя. – Я вытащил ее из постели и втянул в это дерьмо.
– Она бы умерла несколько дней назад в Хьюстоне, если бы ты не похитил ее. Я знаю, это ужасно. Я знаю, ты злишься. Хотел бы я сказать что-нибудь, чтобы изменить это. Может... это было просто ее время. Ты сделал все, что мог.
– Значит этого было недостаточно, – он ударил себя в грудь. У него защипало глаза. – Я никогда не позволял себе привязанности, потому что боль потери чертовски трудно вынести. Она пробралась под мою защиту... Она и эти танцевальные туфли, эти голубые глаза, ее большое гребаное сердце... Единственный чертов раз, когда я позволил себе проявить заботу, я привел ее прямо к смерти. Она, наверное, сейчас на небесах и ненавидит меня.
Боже, боли было достаточно, чтобы он взорвался.
Хоакин уронил лицо на руки. Поразительно, но потекли слезы. Они кололи его глаза, как дюжина иголок, обжигали щеки, как огненные дорожки. Он смахивал их, но они падали и падали. Почему бы им не остановиться? Как, черт возьми, это остановить? Как он мог снова стать оцепенелым и одиноким, которому было наплевать ни на что и ни на кого?
– Она не ненавидит тебя, – попытался утешить его Шон. – Я не дам тебе ложной надежды. Скорее всего, она погибла. Но Бейли, которую я знал, слишком сильно заботилась о тебе и не хотела бы видеть, как тебе больно.
Хоакин услышал этого человека. Шон, возможно, даже прав. Но сейчас он просто не мог найти большего утешения. Может быть, никогда. Он этого не заслужил.
– Иди нахуй отсюда.
– Я не оставлю тебя здесь.
– Сделай это. Просто, черт возьми, сделай это! – он сжал кулаки. – Я не хочу ничего. И не отправляй Хантера. Мне никто не нужен. Ты, блять, слышишь меня?
– Прекрати это, чувак! Ты не можешь похоронить себя с... — Шон остановился, посмотрел на что-то через плечо, затем пронесся мимо него.
Хоакин обернулся. На фоне солнца, которое теперь целовало горизонт, бежала стройная женщина с лучом света от фонарика в руке, ее длинные волосы развевались на ветру, поблескивая оттенком золота. Он знал очертания этого лица, этого тела. Грязь размазалась у неё по щеке. Грудь была в крови.
Он моргнул. У него отвисла челюсть. Это было невозможно. Этого просто не могло быть. У него галлюцинации. Она была призраком.
Но она продолжала подходить ближе.
– Бейли? – его голос прозвучал не громче шепота.
Она кивнула, судорожно втянув воздух, затем побежала к нему. Он подошел ближе, все еще ошеломленный недоверием.
Она врезалась в него, обхватив руками и положив голову ему на плечо. Ее грудь вздымалась от очередного всхлипа, и она прижалась ближе, как будто находила утешение в его близости.
Хоакин стоял неподвижно. Слезы все еще катились по его лицу.
Шон заговорил по рации, сообщив агентам, что Бейли избежал взрыва.
Секундой позже Калеб и Хантер выбежали на сцену. Хантер отстранил ее и обнял за плечи. Он и его отец задавали вопросы. Да, она почти не пострадала. Маккиви определенно был в комплексе. Как и диск с исследованиями, насколько она знала. К сожалению, внутри были и другие люди, включая женщин и детей. Бейли снова начала плакать, и Хантер притянул ее к себе, успокаивая.
Хоакин стоял, не мигая. Слава Богу, она жива. За это чудо он мог бы поцеловать землю, покаяться во всех своих грехах и быть благодарным каждый день до конца своей жизни.
Но он не мог вынести агонии от того, что снова потерял ее.
Через несколько минут к месту происшествия с ревом подъехало множество черных внедорожников. Орда агентов выбралась из машин и бросилась к ней. Сейчас они заберут ее отсюда. Они будут задавать вопросы часами. Она будет в гораздо лучших руках, чем у него.
Хантер и его отец следили за ней, защищая, пока федералы задавали многие из тех же вопросов, которые уже были у людей Эджингтона. Хоакин наблюдал, шок и боль все еще отдавались эхом в его организме.
Шон подошел к нему.
– Иди к ней. Ей понадобится твоя поддержка.
– Мне нечего ей дать, – пробормотал он, не в силах отвести от нее глаз. Даже после мучительного предсмертного опыта она все еще оставалась самой грациозной, красивой женщиной, которую он когда-либо видел.
– Ты просто в шоке и несешь чушь. Вы нужны друг другу, – настаивал Шон. – Особенно сейчас.
Он покачал головой.
– Мне никто не нужен, и ей лучше без меня.