Сабрина словно приросла к полу. Он повернулся к ней, удерживая ее взгляд, медленно приблизился, остановился в паре дюймов от нее и взял ее лицо в ладони. Его нежность обезоруживала.
— Я очень хочу, чтобы твой первый раз стал для тебя особенным. Я буду нежным и чутким, клянусь! Ты доверяешь мне, любимая?
Голос его был нежным и теплым. Сабрина почувствовала, как страх покидает ее. Она медленно кивнула.
— Скажи мне, — настаивал он.
— Я… я доверяю тебе.
Его улыбка показалась ей солнцем, выглянувшим из-за туч в хмурый день.
— Твои волосы… Мне нравится, когда ты носишь их вот так.
Найл подхватил кончики крупных локонов, потер между пальцами, словно прислушиваясь к ощущениям.
— Такой богатый цвет! И текстура… Но распущенные они мне нравятся больше.
Когда Сабрина подняла руки, чтобы вынуть шпильки, он нежно остановил ее.
— Позволь, я сам, это доставит мне удовольствие.
Он стал вытаскивать шпильки. Наконец волосы рассыпались по плечам, по спине. Убрав прядь с ее лица, он погрузил пальцы в шелковистую массу.
— Тебе идут распущенные волосы, — пробормотал он, наклонившись, чтобы коснуться губами ее губ.
Этот поцелуй, легкий, как касание крыльев бабочки, казалось, извлек душу из ее тела. Сабрина стояла как зачарованная, с помутившимся взором. Найл отстранился и улыбнулся:
— С вашего разрешения, я исполню роль горничной.
К ее изумлению, он опустился перед ней на колено. Сначала он снял с нее туфли, почти благоговейно лаская каждую лодыжку. Чтобы удержать равновесие, Сабрине пришлось схватить его за плечо одной рукой, но она застыла от ужаса, когда он просунул руку под нижнюю юбку, нащупывая под вязку для чулок.
Она едва не вскрикнула, когда он погладил ее обнажённую икру. Пальцы его источали энергию, чувства ее пребывали в смятении, но он, казалось, был слишком занят тем, что делал, чтобы это заметить. Она молча вынесла сладострастную пытку, прикусив губу. Наконец он отпустил ее — она осталась стоять босиком.
— Теперь твое платье, сладкая, — сказал он, распрямляясь.
Сабрина затаила дыхание.
Она пыталась изобразить безразличие, когда он, взяв ее за руку, провел в глубь комнаты, но ей стоило неимоверных трудов стоять не шевелясь, пока он умело проделывал все необходимые манипуляции.
Вначале он снял корсет, затем верхнюю юбку, аккуратно сложил их и повесил на спинку стула.
Процесс давался ему легко, настолько легко, что Сабрину посетила мрачная мысль о том, что у него была богатая практика в этом деле. Лишь при виде повязки на ее руке выражение его лица изменилось. Глаза потемнели.
— Хотел бы я избавить тебя от этого, — пробормотал он и, наклонившись, поцеловал предплечье над самой повязкой.
Сабрина поморщилась, но не от боли, а от жара, вызванного его поцелуем.
Она замерла, когда он пальцем прошелся вдоль выреза ее сорочки. Он коснулся ее груди в том месте, где китовый ус врезался в нежную кожу, и ее стала бить дрожь.
Он поспешно раздевал ее, покрывая поцелуями каждую частичку ее тела.
— Тебе ведь это ни к чему, не так ли, любовь моя?
Он подхватил подол ее сорочки, снял ее через голову и небрежно уронил на пол.
Сабрина зажмурилась. Она стояла перед ним совершенно голая. Девушка чувствовала себя маленькой, беззащитной и ничтожной, особенно если представить рядом с собой его — красивого и мужественного, как античный бог.
— У тебя красивое тело.
Она разомкнула веки, и их взгляды встретились. Глаза его потемнели.
— Я… во мне нет ничего особенного.
— Ты — само совершенство.
— Я не такая, как та, другая… как Ева Грэм. Я думала, ты будешь разочарован.
Найл понимал, что станет сравнивать ее с другими. Сабрина действительно была не такой, как Ева Грэм. Но он давно перестал считать ее невзрачной. И сейчас, любуясь ее стройной, длинноногой фигурой, он не испытал разочарования. Напротив, он хотел ее. Она была строгой, стеснительной и отчаянно упрямой… И все же она была по-своему великолепна.
Он знал много хорошеньких женщин, но Сабрина была особенной. Кроме очаровательной внешности, у нее был характер, в ней чувствовалась страсть, требующая высвобождения. Он сделает все, чтобы пробудить в ней сексуальность.
— У каждой женщины есть своя особая красота, и твоя красота меня очень привлекает. — Он накрыл ладонью ее щеку. — Ты моя Сабрина. Сладкая, огненная Сабрина.
К горлу ее подступил комок, она смотрела на него во все глаза. Что с ней происходит? Почему глаза наполнились слезами? Неужели на нее так подействовали его слова?
Он отвернулся, и она испытала разочарование. Но через мгновение услышала шорох шелка за спиной — шелковистое прикосновение ткани к плечам. Он достал из шкафа халат и накинул ей на плечи. Она была благодарна ему за то, что он раскрепостил ее, избавил от вызванного собственной наготой крайнего смущения, и все же она не помнила, чтобы у нее был такой халат. Одежду ее доставили сюда еще утром, но таких роскошных вещей у нее не было — малиновый шелк, отороченный лебяжьим пухом.
Сабрина принялась возиться с застежкой на талии. Она предпочла бы свою белую ночную сорочку — скромную, закрывавшую все тело, от шеи до пят. Этот же халат казался маленьким, не по размеру, ибо сходился на талии, но открывал взгляду грудь. А когда она двигалась, ноги оставались открытыми.
— Откуда он взялся? Он не мой, — проговорила Сабрина.
Найл поднял взгляд. В этот момент он развязывал шейный платок.
— Он не из твоего сундука, это верно. Я заказал его специально для тебя.
— Для… меня? Но размер не мой…
— Нет, он сидит на тебе именно так, как я хотел. Она в недоумении уставилась на него.
— Но он такой… такой развратный.
— Что, если и так? — Улыбка его источала тепло и чувственность, голос ласкал. — Мы одни, и в спальне ты можешь быть какой угодно развратной и делать то, что тебе нравится.
Он не переставал ее удивлять. Неожиданно для нее он подошел к умывальнику и налил в таз немного воды. Сабрина с любопытством наблюдала за тем, как он намочил и намылил уголок ткани, затем вернулся к ней. Она вздрогнула, когда он поднес влажную ткань к ее лицу.
Он приподнял бровь:
— Ты ведь не боишься мыла?
Она покачала головой, при этом выражение лица ее оставалось тревожным.
— Хорошо. — Он улыбнулся. — Шотландцы, при всех своих достоинствах, спокойно относятся к грязи, а это плохо.
— Я не грязная…
— Нет, конечно, нет. — Он принялся смывать с ее лица белила, которыми с излишней щедростью намазала ее горничная Евы Грэм. — Но такую кожу грешно скрывать под слоем краски. Естественный румянец твоих щек куда лучше. Без косметики ты гораздо красивее.
Она подняла на него смущенный взгляд, и Найл поймал себя на том, что отвлекся. Эти глаза, глаза цвета крепкого кофе с яркими вишневыми проблесками, незабываемые глаза, заворожили его.
Он испытал приступ желания такой силы, что даже испугался. Хотел взять ее прямо сейчас, но она еще не была готова.
— Стыд не должен встать между нами, — пробормотал он хрипло.
Сабрина поймала себя на том, что пытается сопротивляться той силе, которая толкала ее к нему. Она поклялась не поддаваться его чарам, но это было не так просто. Она хотела его. Женская сущность ее, исстрадавшись от одиночества, отчаянно хотела любви. И ее оборонительные укрепления таяли, как снег под весенним солнцем.
К ее облегчению, он закончил смывать с нее грим и щелкнул ее по носу — жест, скорее принятый между друзьями, чем между любовниками.
— Не трусь, девочка. Я собираюсь всего лишь переспать с тобой, убивать тебя я не буду.