— Слуга сказал, что Камерон поправился. Он ушел к себе в контору рано утром.
— И все же он еще слаб. Мой дом теперь здесь, Найл. Ты зря проделал весь этот долгий путь.
Найл прислонился плечом к косяку. Судя по всему, он не собирался уходить.
— Ты не хочешь оставаться моей женой?
Сабрина повела плечами. Нет, хотела она закричать. Ей не хотелось снова испытать боль, которая преследовала ее последние несколько недель. Она не смогла бы вынести этой муки. Терпеть изо дня в день его измены. Каждый раз от сердца ее отмирал бы кусочек, пока оно не превратилось бы в горстку праха. Это была пародия на брак.
Она гордо вскинула голову:
— Я думала, ты будешь рад от меня избавиться. Спокойно устраивать свои амурные делишки.
— У меня нет желания устраивать свои делишки, ни амурные, ни какие-либо другие.
— Думаю, у твоей любовницы иной взгляд. Найл поджал губы.
— Ева мне не любовница, Сабрина. И уже очень давно.
— Кто же она тебе? — спросила Сабрина с сарказмом. — Как ты назовешь шашни с ней в саду под забором — послеполуденным чаем?
Он даже бровью не повел.
— Кратковременным помрачением рассудка. Клянусь тебе, у нас почти ничего не было. Я думал, Ева сможет заставить меня забыть тебя, мою одержимость тобой. Но все оказалось с точностью до наоборот. Она заставила меня понять, какое ты для меня сокровище. Как сильно я хочу тебя и только тебя.
Сабрина смотрела на него во все глаза, лишившись дара речи.
— Это так. — Найл усмехнулся. — Я все время только о тебе и думаю. Плотское наслаждение — услада для плоти. Но оно мало что значит, если не испытываешь еще и других чувств. — Голос его смягчился. — Ты сама меня этому научила.
— Я… Я не верю тебе.
— Поверь мне, Сабрина. Ева ничего для меня не значит. Она просто воспоминание — часть моего прошлого.
— И ты полагаешь, что это все объясняет? Как я могу доверять тебе после того, чему была свидетельницей, Найл? Ты меня предал. Ты даже не понимаешь, какую причинил мне боль.
— Прости, Сабрина. Я сожалею о том, что сделал. Сожалею сильнее, чем могу это выразить.
Сабрина покачала головой. Она не верила в его раскаяние. Рана еще кровоточила.
Но она не могла понять, зачем он явился за ней. Если только не гордость взыграла в нем: как же, жена решила жить отдельно от мужа! Или же он не хотел лишиться ее приданого?
Сабрина распрямила спину. Глаза у нее были несчастные-пренесчастные.
— Мое приданое оставь себе. Отчим достаточно богат. Найл прищурился:
— Мне не нужно твое приданое. Я женился на тебе не ради него.
— Да-да, я вспомнила. То был долг чести. Ну что же, я освобождаю тебя от всех обязательств по отношению ко мне.
— Будь они прокляты! Я не желаю снимать с себя обязательства.
— Но ты всегда хотел быть свободным.
— А теперь не хочу.
— Почему?
— Может, потому, что люблю тебя.
Сабрина округлила глаза. Найл замер. Он сам не ожидал, что эти слова сорвутся с его губ. Но он произнес их так непринужденно и искренне, что они не вызывали сомнений.
Господи, когда же это произошло? Он полюбил Сабрину. Осознание этого факта было пугающим и вдохновляющим одновременно. Оно пьянило, как крепкое зелье. Ее душа завоевала его сердце.
Он рассмеялся.
— Я… Я люблю тебя, Сабрина, — повторил он медленно, словно пробуя слова на вкус, вникая в их смысл.
— Ты шутишь?..
— Нет. Это не шутка. Ты околдовала меня, мышка. Я думаю, что влюбился в тебя в тот момент, когда ты бросилась на Бьюкененов, спасая мою шкуру.
Сабрина была поражена. Неужели Найл ее любит? В это невозможно поверить. Она прижала руки к вискам, стараясь понять, каковы его истинные намерения. Зачем ему так бессовестно врать? Возможно, он раздосадован тем, что она отказалась ему подчиниться, и прибег к крайней мере, чтобы добиться своего. Что ему стоит соврать? У него в запасе сотни уловок, и он пускает их в ход по мере надобности.
Она смотрела на него, скрестив руки на груди.
— Я могу лишь гадать о том, чего ты добиваешься. Но ты солгал, сказав, что любишь меня.
— Я не солгал, Сабрина. Клянусь! — Найл в отчаянии всплеснул руками. — Как ты думаешь, почему я так разозлился, когда подумал, что ты хочешь завести роман с Кейтом Бьюкененом?
— Потому что Бьюкенены — твои враги; Ты их ненавидишь.
— Ненавижу, но не настолько, чтобы свалять дурака. Я был вне себя от ревности.
— Что удивительного в том, что я не могу тебе поверить? — с горечью в голосе произнесла Сабрина. — Ты проходимец, ты способен на любую подлость.
— Клянусь тебе, ты единственная завладела моим сердцем.
— Может, это потому, что у тебя его нет.
— Сабрина…
Он шагнул к ней, но она подняла руку. Одно его прикосновение — и она пропала.
— Сабрина, любовь моя.
— Не называй меня так! Ведь ты даже не знаешь, что такое любовь. — Она указала ему на дверь. — Думаешь, я примчусь к тебе по первому твоему зову? Ошибаешься. И возвращаться с тобой в горы не собираюсь. Уходи!
— Я не уйду, Сабрина.
— Уйдешь!
Она стукнула его кулаком в грудь, выталкивая за дверь.
— Сабрина, ты не в себе.
— И все из-за тебя! Будь ты неладен! Уходи!
Она захлопнула дверь перед его носом, дрожа от гнева и боли, закрыла лицо руками и зарыдала.
Найл смотрел на резную тяжелую дверь. Ему хотелось ее вышибить. Впервые женщина его выгнала. Он мог настоять на том, чтобы Сабрина вернулась с ним домой. У него были все права — они были связаны узами брака. Но он хотел, чтобы она пошла с ним по собственной воле. Надо выждать какое-то время. Пусть она успокоится.
Да и ему не мешало в себе разобраться. Слишком долго он отрицал очевидное, но факт остается фактом — он любит Сабрину. И сама эта мысль ошеломляла. Найл повернулся и пошел прочь. Мысли путались.
Он бродил по лабиринту улиц и думал, когда с ним случилась эта напасть. Когда он влюбился в Сабрину. С самого начала его влекло к ней как к женщине, он старался избавить ее от комплексов и научить наслаждаться тем, что дает плоть. Но потом все усложнилось. Он влюбился.
Он никогда не верил в любовь, которая превращает мужчин в слабаков, попадающих под власть женщин. Найлу в голову не могло прийти, что он, любимец всех женщин Эдинбурга, окажется на крючке у острой на язык богатой наследницы, уже засидевшейся в девицах. В общем, влюбится в собственную жену.
Он много раз клялся в вечной любви. Сегодня одной, завтра другой. Говорил женщинам то, что они хотели слышать, следуя одному из главных правил игры в любовь. Но он не любил ни одну из красивых и охочих до плотских удовольствий женщин, что побывали в его постели. Любовь для него всегда была видом спорта. Ни одна женщина не затронула его чувств, а Сабрине это удалось без всяких усилий.
Взгляд Найла при воспоминании о ней становился нежным. Ни одна женщина из тех, с кем он делил постель, не шла ни в какое сравнение с Сабриной. Она заставила его ощутить полноту жизни. Только теперь, познав любовь, он понял, что значит полное удовлетворение.
Она взяла в плен его сердце. Лишиться ее — все равно что лишиться руки или ноги.
Он испытывал чувственное желание к той женщине, в которую она превратилась, но хотел от нее не только наслаждения. Он не успокоится, пока не завоюет ее любовь. Пока не сделает ее счастливой. Пока она не родит ему детей. Он не мыслил себе жизни без нее.
А чего хотела она?
Найл вдруг остановился. Он был уверен в том, что Сабрина желала его, но любила ли она? Почему она его выгнала? Потому что он причинил ей боль, или она просто хотела избавиться от него?
Он ничем не заслужил ее уважения и любви. И она не поверила, что он ее любит. И в этом он мог винить только себя! Он никогда не ухаживал за Сабриной так, как она того заслуживала. Сначала дал ей понять, что не хочет ее. А потом никак не проявлял своих чувств.
Впредь он будет с ней честен, не станет нарушать данные у алтаря клятвы. Но как убедить ее в том, что он изменился? Как завоевать ее любовь и доверие? Доказать глубину и искренность своих чувств?