Этот рисунок был подарен мне епископальным священником, который носит в
кармане сигары и собирает портреты смеющегося Иисуса. «Я дарю их любому, кто, возможно, склонен воспринимать Бога слишком серьёзно.» - объяснил он, вручая мне
этот подарок.
Он хорошо поддел меня.
Я не из тех, кто легко может представить себе смеющегося Бога. Рыдающего - да.
Рассерженного - конечно. Могущественного - несомненно. Но смеющегося? Это, кажется, слишком ... слишком ... слишком непохоже на то, что следует делать Богу ...
или каким Ему следует быть, т.е. свидетельствует лишь о том, что я либо много, либо
мало знаю о Боге.
Однако, что Господь чувствовал, вытягивая жирафу шею? Какие у него были мысли, давая совет страусу, куда девать голову от страха? Какое у него было выражение лица, размышляя о том, как будет кричать самец обезьяны, или придумывая восемь ног для
осьминога? А как Он смотрел на Адама, бросающего первые взгляды на Еву? Скучающе?
Едва ли.
Так вот, поскольку я теперь лучше различаю цвета и оттенки жизни и способен
уловить многое, я вижу, что единственное, почему Господь терпит нас так долго, так это
потому, что обладает чувством юмора.
Не Он ли с улыбкой взирает на замедленную реакцию Моисея у горящего и
говорящего куста?
Не Он ли улыбается вновь, когда на берег приземляется Иона, с которого течет
желудочный сок, и от которого воняет, как из китового брюха?
А не в Его ли глазах сверкают искорки смеха, глядя, как ученики кормят тысячи
людей завтраком маленького мальчика?
Вы считаете, Его лицо бесстрастно, когда Он рассказывает о человеке, указывающим на соринку в глазу друга, имея в своём не меньшую?
Честно говоря, можете ли вы представить себе Иисуса, качающего детей на
коленях с мрачным лицом?
Нет. Полагаю, Иисус улыбался. Я думаю, Он слегка подсмеивался над людьми, но
много смеялся вместе с ними.
Позвольте пояснить это примером.
* * *
73
Мы ничего не знаем о ней. Мы не знаем её имени ... её происхождения ... её
взглядов ... её родного города. Она пришла ниоткуда и ушла в никуда. Она исчезла так
же, как и появилась, как облачко дыма.
Но каким восхитительным облачком она была.
Ученики, обучаясь два года, не сделали того, что сделала она за несколько минут
разговора. Она поразила Бога своей верой. Наверняка, сердца учеников были хороши.
Наверняка, их помыслы были искренними. Но их вера не повернула головы Господа.
А её - да. Многого мы не знаем о ней, но одна замечательная истина нам известна.
Она поразила Бога своей верой. Поэтому всё остальное, что она делала после, было
неважно.
«Женщина, у тебя великая вера.» - констатировал Иисус.(1) Вот это заявление! Особенно, если учесть, что его сделал Бог, который может
положить на Свою ладонь пригоршню галактик. Тот, кто шутя создаёт Эверест. Кто
расписывает красками без холста. Кто сможет измерить толщину крыла комара одной
рукой и высоту гор другой.
Считается, что Создателя нелегко удивить. Но что-то в этой женщине зажгло искру
в Его глазах... скорее всего... улыбку на Его лице.
Матфей назвал её «ханаанской женщиной». Говоря так, он подчеркнул два минуса.
Каких? Первое – ханаанская, значит посторонняя. Второе - женщина, значит что-то
вроде дворняжки. Она принадлежала культуре, мало уважавшей женщину вне спальни и
кухни.
Но она встретила Учителя, проявившего к ней большое уважение.
Но как оно проявляется! Внешне диалог кажется грубым и не лёгок для понимания
до тех пор, пока вы не привыкните к мысли, что Иисус умел смеяться. Если вы с трудом
восприняли рисунок смеющегося Иисуса в моём кабинете, то принять мою историю вам
будет не легко. Но если это не так, если мысль об улыбающемся Боге приносит вам хоть
какое-то облегчение, тогда вам понравятся несколько следующих абзацев.
Вот моя интерпретация.
* * *
Это - отчаявшаяся женщина. Её дочь душевно больна, как говорят одержима
дьяволом.
У этой ханаанской женщины нет никаких прав просить что-либо у Иисуса: она - не
еврейка, не Его ученица. Она не предлагает никаких денег за работу. Она не даёт
никаких обещаний посвятить себя служению. Вам понятно, что она, как и любой другой, хорошо знает, что Иисус ей ничего не должен, а она просит всё. Однако это её не
останавливает: она настойчива в своей мольбе:
«Смилуйся надо мной!»(2)
Матфей пишет, что сначала Иисус ничего не говорит. Ничего. Он просто нем.
Почему?