Совещание закончилось далеко за полночь. В восемь часов следующего утра мы должны были проинформировать вице-маршала авиации Сэнди Уилсона, британского командующего в Персидском заливе, о наших выводах, прежде чем через два часа сесть на самолет VC-10, возвращающийся в Англию. На борту должен был находиться клерк, который печатал наш отчет по мере его написания. На следующий день мы должны были передать его сэру Пэдди Хайну и его сотрудникам в "Бункере".
Я встал в пять часов, чтобы закончить работу. В семь мы с Майком отправились в посольство повидаться с Сэнди Уилсоном. Он принял все наши замечания и пожелал всего наилучшего. Нас ждала машина с сопровождающим, чтобы отвезти в аэропорт. Но с тех пор дела быстро пошли под откос, потому что на взлетной полосе военного аэропорта Эр-Рияда стоял не обещанный VC10, а слишком хорошо знакомый серо-зеленый "Геркулес", мощный, четырехмоторный и явно медлительный транспортный самолет Королевских ВВС. По какой-то причине взлет VC-10 был отменен. Первый рейс мы должны были совершить самолетом "Геркулес" на Кипр, где мы должны были пересесть на ожидающий нас, как предполагалось, VC10 и продолжить путь в Англию.
Работать в "Геркулесе" чрезвычайно сложно. Писать негде, разве что положить портфель на колени. И во время этого полета самолет попал в зону турбулентности, из-за которой ручки и блокноты разлетелись в стороны. Шум был оглушительный. Мы общались с помощью наполовину нацарапанных заметок на клочках бумаги. Так был составлен отчет, который лег в основу крупнейшего развертывания бронетанковой армии Великобритании со дня "Д" в 1944 году.
Мы прибыли на Кипр, ожидая, что сразу же направимся к VC-10, но нет. Когда я вылез из "Геркулеса", командир диспетчерской службы попросил меня следовать за ним. Мы направились к башне. Я почувствовал, что что-то не так.
— Где VC-10? — спросил я.
— Я не уверен, как это сказать, сэр, — тихо произнес он, — но, боюсь, такого нет.
— Что?
— Все это довольно сложно, сэр, но у экипажа осталось недостаточно летных часов, чтобы вернуться обратно. Они смогут вылететь только завтра.
— Это не вариант. Я должен вернуться сегодня. Как насчет сменного экипажа? — потребовал я ответа, чувствуя, как во мне нарастает гнев.
— Такого экипажа нет, и, при всем уважении, сэр, вы действительно прибыли довольно поздно.
У нас не было другого выбора, кроме как продолжить полет на "Геркулесе". Еще семь часов. Мы с трудом продолжили полет и вернулись на аэродром КВВС Лайнхэм в одиннадцать часов вечера.
Совещание началось рано утром на следующий день. Когда меня провели в большой, отделанный панелями зал для брифингов в Хай-Уикомбе, я был несколько ошеломлен количеством аудитории. Я ожидал увидеть тридцать или около того человек. Их было больше сотни.
Сначала я говорил около двадцати минут.
— Американцы не верят в неизбежность нападения Ирака. Но они верят в то, что на каком-то этапе неизбежно нападут союзники.
По залу пронесся ропот. Я почувствовал, что люди приподнимаются.
— Эта перспектива всегда занимала наше внимание на протяжении всей рекогносцировки, — сказал я, доводя суть дела до конца.
Я продолжил объяснять, точно так же, как генерал Бумер объяснял нам, организацию и задачи морской пехоты. Когда я рассказал им о поддержке с воздуха, они обменялись завистливыми взглядами.
Затем я представил отчет, который был отпечатан на машинке на основе собранных за ночь материалов.
— Развертывание бригады, операция "Грэнби" обещает стать самым сложным, опасным и тяжелым мероприятием бронетанковых войск со времен Второй мировой войны.
Я кратко изложил наши выводы и закончил списком рекомендаций. Использование Аль-Джубайля, передача под тактический контроль 1-й дивизии морской пехоты, предложенный нами порядок прибытия и основные сроки — все это было принято. Единственной ложкой дегтя в бочке меда стало то, что меня настойчиво допрашивал какой-то государственный служащий из Министерства обороны. Я понятия не имел, кто он такой. Что, по-видимому, вызвало тревогу, так это то, что я сказал, что мы дополняем морскую пехоту, особенно нашими саперами. По характеру его вопросов я почувствовал беспокойство при мысли о большом количестве потерь среди британцев.