Я варился в этих мыслях, растворялся в них, но ничего не предпринимал. Они меня совсем не трогали. Я постоянно пребывал в состоянии апатичной дремы и все внешние проявления казались мне не более чем предутренним бредом.
Я начал подозревать, что меня пичкают чем-то.
Это похоже на правду. Я пытался выпросить у медсестер, приносивших мне еду, телефонный разговор, но они только тупили взгляды и нервно озирались.
Потом я ругал себя. Идиот. Кому мне звонить, если я ничего не помню. Надо быть осторожнее.
А врач больше не появлялся.
Я не настаивал. У меня просто не было ни сил, ни желания. Только взвешенность между полом и потолком и томительное предчувствие грядущего пробуждения.
Это все было слишком странно, поэтому я решил не привлекать к себе внимания. Делать вид, что лежу тут да лежу, ничего не замечая. И главное - не шевелить ногами в их присутствии.
Если я попал сюда не просто так, то все равно не смогу ничего добиться от персонала.
Да и добиваться мне от них, в общем-то, нечего.
Я ничего не хотел. Только лежать вот так - в мягком тепле, и наблюдать за полугаллюцинационными миражами. Снова и снова...
Я пытался отвлечься от этих мыслей. Но отвлечься было не чем.
Пару раз я встряхивался, собирал сознание в кулак и поднимался с кровати, чтобы посмотреть в окно.
Естественно, ночью, чтобы меня не увидели стоящим на ногах.
Почему-то мне казалось, что меня могли бы и запереть в этой палате, узнай они, что я способен к самостоятельному передвижению.
Мое окно выходит на соседний блок этой же больницы. Серые стены и еще одно точно такое же окно. За отсветами фонарей у меня иногда получалось разглядеть кусок палаты. И даже своего коллегу-пациента. Каждый раз, когда я умудрялся выцепить его силуэт - мешковатая черная фигура,- он сидел, сгорбившись над столом. По-моему, он что-то писал на печатной машинке. Он всегда был там, ни разу не отходил. Он даже не двигался - не поворачивался, не разминал шею, не отрывал рук от клавиш. Почему-то от его вида у меня сводило зубы. Он не казался мне пациентом, скорее каким-то узником.
Как и я?
Наверное...
Какая разница?
Я проваливался все глубже и глубже и даже не пытался сопротивляться.
В конце концов, может быть, родители меня и не искали. Я бы на их месте не стал. Зачем?
От меня одни проблемы.
Только нервы и седые волосы.
Так и им спокойнее и мне.
Здесь... хорошо? Комфортно, по крайней мере. Меня кормят, поят.
А больше меня и некому искать. Друзья? Ха-ха... Вера? Три ха-ха...
Кому я нужен? Даже себе не очень-то...
Паразит. Обуза. Опухоль.
Так лучше.
Мой разум оседал где-то на задворках осознания и рассеивался там блестящей пылью.
Потом мне стало противно. Гадко. Совестно. От самого себя.
Я понял, что рассуждал, как свинья. Заплывший эгоистичный хряк, плюхающийся в своей луже и не видящий ничего дальше нее. Самозабвенно месящий жирным пятаком собственное говно.
Мой разум оседал, но там, на дне, тревожил что-то другое. Всколыхивал, будил. Заставлял подняться. Совесть? Может быть.
«Кому я нужен?» «Им без меня спокойнее»...
Как я мог решать за своих близких, как им будет спокойнее?
Это мне будет спокойнее, это мне удобно так думать. Я пускаю тут эти розовые сопли, с наслаждением жалею себя, бедненький, пока мои родители там убиваются! Если еще не убились...
И снова призраки выцветших и сутулых мамы и папы. И снова запах горести.
И все из-за меня.
Я лежал в кровати на границе реальности и бреда, а мое сердце скручивалось в узлы от вины и раскаяния.
Да, все, что я делал - это только доставлял им боль, но ведь они меня любят! А я, сволочь... Только и могу лежать, да представлять себе, как мать с отцом сходят с ума, убиваются. И не правда, что меня это не трогало. Мне это доставляло удовольствие! Точно, точно, так и есть, я лежал и представлял, что «теперь-то я кому-то нужен». Вот, значит, как. Только так я могу почувствовать свою важность. Выставив себя жертвой. Ягненочком. Только представлять и могу, а как по-настоящему сделать что-то - сразу обсираюсь.
Поэтому и жил, как последняя тряпка, болтался в проруби...
Все мои проблемы из-за этого. Из-за меня. И из-за моего отношения к другим.
Тоже мне, нашелся тут непонятый гений. Не такой, как все. А на других плевать.
А Вера?