Уже на выходе из палаты он снова останавливается и через плечо говорит:
- Найди работу, что ли... Или учиться иди.
Поняв, видимо, что сморозил глупость, он совсем никнет и уходит.
***
Куча тряпья оказалось грязным заношенным костюмом и черной рубашкой, облепленной засохшими коростами какой-то дряни. Один рукав пиджака надорван на плече, а штанины брюк бахромятся и расползаются по швам. Облепленные многолетними наслоениями песчаной грязи туфли, кажется, только на этой грязи и держатся. А еще в куче лежал скомканный бумажный пакет с прорывами для глаз.
BeerFish.
Он не налез мне на голову, поэтому я сложил его и сунул в карман.
Вроде в этой одежде меня и нашли, да? Пакетоголовый переодел меня в свой костюм... Зачем?
Этот вопрос за своей ненадобностью сразу же вылетает из моей головы.
В моей голове сейчас вообще ничего нет. Только периферийный писк и сияние. Какая-то легкая чистота. Будто бы дорогу передо мной осветили мощным прожектором, и оказалось, что нет никакой дороги, нет никакого пути, только бескрайнее поле экспериментов и купол синего неба. Пустота. Я чувствую себя совсем пустым, но не выжатым, а, скорее, очищенным. Вымытым. Больше нет никакой дремы и апатии, нет полупрозрачной пленки на глазах, нет закрывающей свет тусклой тени, все предельно ясно и четко.
С меня будто обвалилась труха заброшенности, и я стал абсолютно одномерным, понятным. Свободным. Меня больше ничего не держит, и мне не к чему стремиться, так что я не отягощен ничем, кроме уродливой правой щеки.
Я только сейчас вышел из комы. Кто же знал, что у нее двойное дно.
За дверью моей палаты оказался коридор, длинный и прямой, как лестница Иакова, до белизны освещенный лампами под потолком. Мне лень считать, но, наверное, их двенадцать. Черт их знает, хрен бы с ними. В конце коридора - окрашенная под темное дерево дверь.
Я знаю, куда она ведет. Думаю, у меня еще осталось одно дело. Что-то среднее между чувством долга и голодом интереса.
Узнать, что случилось с моей семьей, пока меня не было. Узнать и уйти. В конце концов, больше я ничего не смогу сделать. Так что это будет хорошая точка. Жирная, как мои губы, и увесистая, как моя щека.
Это дверь в мою квартиру. Она совсем не изменилась за эти шесть лет.
Надеюсь, что родители никуда не переехали.
Будет крайне неудобно, если такое чучело ввалится в чужую квартиру.
Я представляю себе, как какой-нибудь отец испуганного до усрачки семейства сбивает меня с ног - на это хватит и одного удара - и начинает топтать, месить ногами тесто моей головы. Как эти ужасные опухоли лопаются, обвисают лохмотьями кожи и растекаются по полу розоватой с белыми сгустками жижей, а жировики брызжут во все стороны гноем, оставляя на обоях желтоватые потеки.
Скорее всего, эти люди будут в истерике. Скорее всего, их детям будет нанесена тяжелейшая психологическая травма. А в итоге - ночные кошмары, заканчивающиеся фееричным энурезом, расшатанные нервы... Хотя, возможно, я сгущаю краски. Скорее всего.
В любом случае, у этих людей вряд ли найдется предпринимательская жилка, чтобы оставить меня в живых и продать в цирк уродов.
А, к черту!
Я обдумываю все это, только чтобы оттянуть время, собраться с духом и войти уже в дверь.
Я глубоко вдыхаю, кладу ладонь на прохладную ручку и иду вперед.
***
Мой старый дом превратился в картинную галерею. Эдакое житие отдельно взятой семьи в картинках. Все завешано и заставлено фотографиями. Минималистичные прямоугольные рамочки плиткой висят на стенах почти впритык друг к другу. Они стоят на обувной полке в прихожей. На подоконниках и полках. На кухонном столе и в кухонных же шкафчиках. Лавиной деревянного шума обрушиваются из холодильника мне под ноги, когда я из интереса открываю и его.
Учебник альтернативной истории, будто бы я и не исчезал на шесть лет. На всех фотографиях - либо я, либо я с родителями. Иногда - я с друзьями или Верой. Изредка - только родители. На всех фотографиях - счастливые улыбки и блестящие глаза. На всех фотографиях - идиллия и рай на земле. Единение и любовь.
Такие идеальные фотоальбомы бывают только у семей, где, как минимум, один из членов - серийный убийца или сексуальный маньяк. Нормальным людям не надо так активно демонстрировать всему миру свою успешность.
В гостиной, очевидно, собраны отпечатки самых ярких событий. Рамки стоят на всех возможных поверхностях, даже на полу, как мольберты с только что законченными и высыхающими полотнами. А еще на комоде, на журнальном столике и на компьютерном столе, на телевизоре и на шкафу - под самым потолком. Рамки закрывают собой все стены, складываясь в ровный кирпичный узор. Я ловлю себя на мысли, что дешевле было бы заказать себе обои с уже отпечатанными фотками. Я не заходил в туалет, но думаю, что и на смывном бачке стоит пара запечатленных воспоминаний.