Вот фотография на самом краю комода. Мы с друзьями стоим у крыльца перед институтом. В обнимку, я - с краю, держу выставленный вперед кулак. Лыбимся, как конченые дегенераты. Радости - хоть штаны стирай.
Хм. У меня короткая стрижка. Почти под ноль. Как я мог остричь эти прекрасные в своей неряшливости патлы? Чувствую себя собственным предателем.
Компьютер включен. На рабочем столе - мы с Верой, стоим, прильнувши друг к другу, щечка к щечке. Вера лучится теплом и нежностью. Я тоже лучусь, как облученный. Фотошоп, наверное, со мной она никогда такой не была. Да и я с ней...
Я не помню этих событий. Все это было заснято уже после моей «пропажи». А был ли мальчик? Судя по изображениям, был.
Две фотографии покачиваются, взвешенные, между дном и поверхностью в аквариуме. Из-за воды лица на карточках кажутся синюшными, но все еще счастливыми. Пост-мортем со мной в главной роли. Между рамками плавает золотая рыбка, наверное, воспринимающая их как развлечение и элемент декора наподобие аквариумного замка или кучки камней. На первой фотографии - довольно скалящийся сквозь водную муть я, с золотой медалью на шее и грамотой в руках. Почетное первое место на какой-то ебись-бы-она-дохлым-конем-на-ипподроме межвузовской олимпиаде. Нашел, чем гордиться. Вторая фотография - мать, воодушевленная счастьем, лобызает меня, всего такого в костюмчике и с лентой выпускника через плечо. А я каким-то образом умудряюсь высунуть из этого хитросплетения объятий руку, чтобы горделиво ткнуть в камеру красным дипломом. Черт, я все-таки пошел на поводу у родителей и закончил эту богадельню. И как закончил... Идиот.
Уже отворачиваясь от аквариума, я замечаю еще одну фотографию, торчащую из-за трепещущихся водорослей. Я присматриваюсь. Длинный стол, куча костюмов и рубашек, перечеркнутых цветастыми лентами, как траурные портреты, опять я стискиваю Веру, которая обжимает меня... Выпускной. Странно, а лицо у меня даже не румяное какое-то... Я что, пока в коме отдыхал душой от вот этого вот всего, еще и пить бросил?
- Это ни в какие ворота... - бормочу я, поворачиваясь к телевизору.
На телевизоре - тройная рамочка, раскрывающаяся по принципу трюмо. Я не совсем понимаю значимость этих фотографий.
Я снова в костюме, но уже более строгом, стою перед серым зданием с мордой, чуть ли не трескающейся от улыбки, и дебильным жестом веселого деревенского парня показываю большой палец. Над дверью здания - вывеска, говорящая, что это не просто унылое серое здание, а унылое серое здание с унылой адвокатской конторой внутри. Если это то, о чем я думаю, я еще и пошел работать на подхвате у отца. Набил до отказа собою могилу, значит. Унаследовал землю. Все-таки, заарканил он меня и усадил на так восхваляемое им «теплое местечко». Офисное кресло - кожаный тотем современного дикаря и одновременно райские кущи в его представлении.
Я стою, облокотившись на брильянтово сверкающий на солнце капот машины, с театральностью семилетки, дебютировавшего в школьной пьесе, болтаю в щепотке пальцев ключами. Должно быть, от этой самой машины. Эта поза напоминает мне тех полуголых рекламных девушек-манекенов, трущихся самыми неприличными местами об автомобили на презентациях новых моделей. Надеюсь, мне не приходилось торговать своим телом. В любом случае, оценить эту свою заслугу я не могу. В машинах ни черта не смыслю, и вообще меня в них укачивает.
Я стою посреди незнакомой и абсолютно пустой комнаты с Верой подмышкой, все с той же самодовольной харей. Новая квартира? Черт, понятия не имею... Скорее всего, да.
Видимо, этот триптих пронизан общей темой состоятельности и благополучия, но единственное, в чем я уверен - я потолстел. С каждой фотографией рубашка все туже натягивается на жлобовской трудовой мозоли, а рожа становится все более холеной и лоснящейся.
Ужасно. Вот что со мной стало.
Уныние. Смотреть на эти отрывки жизни так же скучно, как и на любой семейный альбом. А я всегда надеялся, что у меня он будет другим. Интересным. Может быть, даже выдающимся. А лучше, если его совсем не будет.
Я перевожу взгляд на стену в надежде, что увижу на ней хотя бы одно подтверждение хоть какой-то личности, но сразу же натыкаюсь на себя, сидящего на диване с пушистой серой кошкой, развалившейся по моему голому пузу. Контрольный выстрел - ковер на стене, с самым блевотным узором, который только можно придумать. Квинтэссенция моего существования.