- Не-не-не, ты послушай. Я эти шесть лет провалялся в коме, питаясь через капельницу только здоровой пищей, в отличие от тебя, так что я хорошо сохранился. Вспомни меня шесть лет назад, идиот, как ты полагаешь, что я думаю о твоей жизни?
Он крякает, взмахивает головой и, не разжимая зубов, зло говорит:
- Конечно, у тебя никогда и ничего не было. Ты так думал. И никаких целей, и никакого характера. Только плевался и строил из себя недопонятого... - он осекается, не подобрав слова. - И ничего тебе не светило. Ты бы стал никем. Даже то малейшее, на что ты так плевался постоянно, не ценил, даже это бы просрал. А теперь конечно! Прийти на все готовенькое! - он снова закипает, а меня уже тошнит от его стоеросовой тупости. - Прийти... Как будто я для тебя всего добивался?!А?! Для тебя?! Ты сам себя выкинул, а теперь приходишь... Чтобы что?! А?!
Опущенный уже было пистолет снова зыркает на меня, и я резко обрываю своего горделивого «сменщика»:
- Хватит уже пушкой размахивать! Я тебе по слогам повторяю: ты мне на-хуй не сдал-ся. Ясно? Я ухожу.
Но он собирается и твердо говорит:
- Я тебе не верю.
Я слышу в его голосе неуверенность. И пытаюсь уже дожать его:
- Слушай. Я тебе говорю. Я сейчас такой же, как и шесть лет назад - брызжущий юношеским максимализмом сноб. Я до сих пор все ненавижу и на все обижаюсь. А ты, получается, моя прямая противоположность - зажратый гандон, дрочащий на свои величайшие достижения в области социоблядства. Добился он... Следи за ходом мыслей: ты добился того же, чего добился каждый, кто живет в этом доме, каждый кто живет на этой улице, и почти все, кто живет в этом городе. Мое величайшее достижение в том, что у меня этого всего нет. Я один. Я свободен, ясно? У меня даже лица нет. Так что я могу пойти вообще куда угодно. А тебе счастливо оставаться.
Надеясь, что он не пальнет мне в спину, я отворачиваюсь, и, чувствуя себя уязвимым, как мишень, иду к выходу.
- Стоять! - взвизгивает он.
С-скотина...
Я резко поворачиваюсь и, оскалившись позлее, шиплю, как психопат:
- Ладно! Давай! Стреляй! Стреляй! Ну! Дурак! Убьешь меня - просрешь сейчас все! Въезжаешь? Труп мой куда девать будешь? А? А если найдут? Ц-ц-ц, нехорошо будет, м? Работу точно просрешь. А другую найдешь? Как думаешь? А если не только работу? А если засадят? М? Что Верка будет делать без тебя? Да еще и ребенок же скоро родится, здорово! А папка что, в экспедиции на северном полюсе? Или пропавший без вести летчик-испытатель? Как ребенок без отца будет? А сильно Верке родители помочь смогут? Матерям-одиночкам сейчас нелегко... Наверное. Шесть лет назад точно нелегко было, а сейчас многое изменилось? А Верка в одиночку кого воспитать-то сможет? Да и даже с родителями... А с тобой что? Похудеешь на баланде, это хорошо, конечно, но слишком кардинально. А когда в хату зайдешь, на какой стул садиться будешь? Ты сразу внимание обрати, сколько там одноглазых... Потому что ты явно не с ними двигаться-то будешь. А когда тебе полотенце под ноги...
- Заткнись, ебанутый!
Я обрываюсь. Да, что-то меня поперло. Но очень уж я живо представил Веру в линялом халате у полосатой от жирных потеков плиты, готовящую что-то в замызганной кастрюле, какой-нибудь, луковый суп или что-нибудь такое. А рядом дитятко в порванных колготах, теребит мать за полы халата. А где-то на северах сидит, значит, мой убивец, теснясь между синих от наколок уркаганов, и старается не ляпнуть чего-нибудь не того...
Слишком гротескно. Слишком карикатурно. И слишком глупо.
Я смотрю на своего «злобного гения». Нет, не тянет на такое звание. Видимо, задел я его все-таки. Стоит, побледневший, глазами вращает пуще прежнего, пыжится и отдувается. Сейчас он меня точно ненавидит. Но пистолет опустил.
- Это все, конечно, утрировано, - я стараюсь напустить елея в голос. - Но от сумы и от тюрьмы... Так что не надо меня убивать. Таким же в итоге станешь.
Я снова улыбаюсь и чувствую, что из моих уродливых несуразных губ вытекает струйка слюны.
Он молчит.
Я киваю и иду к выходу, но, сделав пару шагов, останавливаюсь, достаю из кармана смятый пакет и кидаю ему под ноги. Пакет с печальным шорохом опирается на его ботинок.
- Вот. На память. Если уж ты так боялся, что я все у тебя отберу, то считай теперь, что я все это тебе подарил... Хотя нет. Это будет несправедливо. Ну, тогда просто на память.
Я оборачиваюсь, чтобы последний раз посмотреть на то, каким бы я мог быть, и сразу отворачиваюсь. Ну его нахер.
- Пока.
Он молчит.
***
Я бегу по лестнице вприпрыжку, как мальчишка, и мне, как мальчишке, легко и весело на душе. Будто бы я сбежал с последних уроков, чтобы пойти покупаться на речку.