Мать уже сгибается надо мной. Я это чувствую. Осколки ее взгляда падают на землю через просветы в кронах деревьев. Ее пальцы впились в джунгли и снуют вокруг, как многосуставчатые змеи, обвивая стволы и шелестя листвой. Они ползут за мной, беспардонно сгребают ветки, сжимают их, и каждый ломающийся сучок отдается выстрелом у меня в голове.
Я чувствую свои уставшие ноги, бегущие, запинающиеся и скачущие, наливающиеся свинцом. Чувствую свои руки, рассекающие воздух перед лицом. Чувствую свою спину, ходящую ходуном под влажной, потной кожей. Чувствую свои переваливающиеся с боку на бок и булькающие требуха. Чувствую трясущуюся звенящую голову и плещущиеся от тряски мозги. Чувствую слепнущие от давления глаза.
Я чувствую себя. Как это возможно? Я думал, что здесь я не больше чем собственная идея.
Еще немного - и она доберется до меня. Это самое противное ощущение - липкая дрожь на мокрой спине. Щекотка на шее - волоски, дыбящиеся от ожидания прикосновения.
Но мне осталось всего ничего. Я это точно знаю. Впереди уже видны просветы - скоро чаща кончится, и я выйду на поляну. А там - два шага до пещеры.
Я до меди на зубах прикусываю губу и толкаю себя вперед.
Проносящаяся мимо зелень смешивается в блевотную гущу панической скорости и истеричных усилий, тонкие ветки секут по щекам, лбу, носу. Лес размывается в растительный туннель.
Сердце наваливается и давит на ребра, как задыхающийся кит, помирающий, в птичьей клетке.
На спину сыплются мурашки - кажется, сейчас ее пальцы схватят меня. Неосознанно я пытаюсь сжаться.
Но деревья нехотя расступаются передо мной, размыкают ветви. Свет в конце туннеля становится проходом в картину - я уже вижу клочок чистого неба над моей поляной и лениво покачивающуюся траву.
Последние шаги - словно показ новой модели испанских сапожков на подиуме из раскаленных углей.
И все-таки я доталкиваю себя до конца, продираюсь через заросли и вываливаюсь из джунглей, как из душного кожаного мешка.
Дышать становится легче. Надо мной простирается огромное море небесной лазури в облачных барашках.
Отсюда уже виден вход в пещеру.
Он завален огромным замшелым камнем.
***
Пещера.
Мне больше некуда идти. И никогда не было.
Только забиться куда-нибудь в темноту, сжаться, закрыть глаза и заткнуть уши. Превратиться в маленький мокрый комок и представлять, что нет ничего, кроме меня. Или представлять, что нет меня самого.
Второе даже лучше. Гуманнее.
Лучше умереть в одиночку, как больной пес. И оставить других в живых в приступе мелочного от своей безысходности милосердия, которое все же греет душу.
«Я буду распят за ваши грехи».
Акт терроризма, в котором единственная жертва - это я сам.
Для таких ничтожеств, как я, жалость к себе - самый простой способ почувствовать себя героем. Фантазия мученичества. Отдых от бесконечного терпения. В собственной утробе. Так рождаются современные святые - незаметно и самоотверженно.
Я сам скидываю себя в темное чрево, а потом сам же смотрю, как темнота расцветает неоновыми красками.
Я прекрасно понимаю, что есть куча людей, которым приходится намного хуже меня. Причем я говорю даже не о больных раком, с остекленевшими глазами закусывающие уголок подушки, чтобы не закричать от боли внутри. Не об инвалидах, расчесывающих культи, из которых растут фантомные конечности. Не о голодных неграх, похожих из-за раздувшегося живота на застрявший под батареей воздушный шарик. Я говорю о самых обычных людях с самыми обычными проблемами. Но от осознания мизерности своих проблем становится только хуже. Насколько я маленький и слабый, если по методу страуса прячусь от того, чего другие, нормальные, люди даже за легкое неудобство не считают. Если я не могу справиться с препятствием, которое для других, взрослых, людей сопоставимо с завязыванием шнурков или бритьем. Из-за этого я чувствую себя ребенком, запутавшимся в своих колготах. Который, к тому же, понимает, что за эти колготки другие детишки в садике будут его дразнить.
И вот этому ребенку уже некуда деваться.
На стенах моей пещеры растут флюоресцирующие растения. Их мягкий холодный свет превращает ее в иллюзию сна. Психоделический туннель в уютные глубины, куда голоса с поверхности доносятся лишь приглушенным эхом.