Задержав взгляд на бумагах, Алек застыл. Всё его существо до смерти боялось увидеть то, что он в них прятал. Накрыв ладонью глаза, Алек едва не лишился сознания, когда наконец собрался с мыслями и в ледяных руках сжал файл. Его взгляд замер на названии:
— «Любовь и ненависть в третьем Округе: глава патруля признан фолком, обвинённым в подделывании документов и связанных с этим смертях людей». Авторства Кассандры Аллен.
— Там есть много любопытных фактов. Например, о том, как ты бросил семью и родную деревню. Правда, не все они настоящие, но их будет достаточно, чтобы все твои в это поверили. Посмотри, здесь и фото есть. Тебя засняли, пока ты был на службе. — Хён Сок в одно движение убрал со своего пути стол и склонился над фолком, пальцем указывая на изображение в углу листа, но Алек не обращал на черно-белую копию себя никакого внимания. Отшатнувшись от своего убийцы, он сполз по стене и зарыдал в углу кабинета.
— Ты не посмеешь. Ты не можешь. — Фолк застонал, приложив руку к сердцу. Его белая рубашка казалась ярче мёртвенно-бледного лица, а синие губы с трудом шевельнулись в вопросе. — Почему ты делаешь это со мной?
— Она ещё не опубликована, но у неё есть все шансы на жизнь, если ты не расскажешь мне, кто надоумил тебя скрывать правду.
— Никто. Никто, не заставлял меня. — Меж глубоких вздохов Алек не переставал содрогаться в стенании. Хён Сок и правда убил его. — Меня лишь попросили не портить людям траур.
— День памяти погибших на Ньюэре ты превратил в свой личный праздник.
— Прекрати. Хватит. Я сказал тебе всё, что должен был. Это несправедливо.
Алек больше не смог произнести и единого слова. Затонув в слезах скорби по своей прошлой жизни, фолк в собственной жалости утратил контроль. Подняв с пола измятую статью, подполковник Квон сложил её на обратно во внутренний карман. Александр, которого ему удалось застать врасплох, скулил у его ног, понимая, что одними угрозами дело для него не закончится. Но и здесь он ошибся. Подхватив фолка под руки, Хён Сок усадил его в кресло и венул остальную мебель на место.
— Думаю, ты понимаешь, что случится с тобой, если ты дашь мне ещё хоть один повод заподозрить тебя в причастности к бедам людей. Ты настоящий позор своей расы, и не удивительно, что такому как ты ничего не объяснили. — Остановившись уже на пороге, Хён Сок в последний раз посмотрел на Алека, прежде чем захлопнуть дверь. — Можешь и дальше жить в своём выдуманном мире, для меня нет и малейшей выгоды наводить в обществе смуту раскрытием твоего обмана. И вспомни этот мой поступок, когда тебя вновь попросят стать чужим ручным псом.
Из заметок о пропавшей Эмили Брамс. День, когда снег омыл её глаза и сделал взор кристально чистым
Как только всё это время люди уживались с фолками? Вопрос за вопросом снежным ворохом путал разум Эмили, но в голову ей неизменно приходило другое — вернее будет спросить, как фолки терпят людей с самого момента их появления?
Эмили Брамс никогда не понимала, как же так вышло, что захватчики Вайнкулы остались безнаказанными, а что ещё хуже, оказались почитаемыми светлыми душами фолков. Им принадлежало всё самое лучшее — бледные, словно обескровленные лица, бесцветные волосы и янтарно-жёлтые глаза. Ресницы их подрагивали даже от легкого дуновения ветра и своей непорочностью они были похожи на безупречно чистые лилии калла, с которыми не каждый фолк имел честь познакомиться. Кажется, будто кто-то намеренно создал их подобными тонкой, слегка изгибающейся ножке, нежнейшим раскрытым лепесткам и голым от сахарной пыльцы золотым пестикам. Фолки были бесподобны, и люди с досадой принимали их за должное. Если бы две эти живые расы смогли возыметь общих наследников, человек тут же заполнил бы хижины фолков своими чернявыми отпрысками. Но Великая Мать обо всём позаботилась, и даже о том, чтобы сводные братья всегда оставались таковыми.
Мысли воображаемой метелью бились в разуме Эмили, пока настоящая кружила среди исполинских размеров елей, а ветер завывал под самым небом. Когда-то на родине человек называл столовые горы старыми, изжившими свой век пнями от неописуемых деревьев кремниевой эры. И теперь, когда голова сверх меры раскалывалась, шапка съехала на глаза, а под курткой кусался мороз, Эмили чувствовала себя как раз где-то там, на оставленной Древней Земле, пока её брошенное судьбой тело успело изрядно припорошить свежевыпавшим снегом. Невесомое покрывало срывал пробивающийся сквозь хвою порыв ветра, отнимая последнюю надежду на тепло. Рядом ярким огнём лежал свет одиноко мигающей фары автомобиля.