— Я — полукровка? — задумавшись, переспросил он.
— Утверждать не берусь, но очень сомневаюсь. Скорее ты в третьем, а то и четвертом поколении унаследовал их кровь. Уж больно сильная разница между вами с чистокровным драконом, что было бы невозможно при более близком родстве, — отмахнулась я, сравнивая его с Эйданом, который довольно быстро научился скрывать свою ауру, что вышло у него так же естественно и рефлекторно, как дышать. А вот у Слая с этим проблемы: уровень владения прирожденной драконьей магией — не тот. После заметила, как Слай ушел в еще более глубокую задумчивость. — Но, как так вышло, что ты совсем ничего о себе не знал? — нахмурилась я. — Неужели никто из родителей тебе не рассказывал о твоей расе?
Слай вновь замолчал, крепко сцепив челюсти, но под моим взглядом огорченно свел брови на высоком лбу и произнес:
— Я не знаю, кто мои родители, — лаконично заявил он, заставив меня глупо хлопать ресничками.
— Чего? — крякнула я, все еще пытаясь понять, где история пошла не туда. — В каком это смысле?
— То, что я сейчас скажу, никому не известно. Прошу сохранить то, что ты услышишь втайне, — произнес он, но выглядел так, словно его вовсе не сохранность секрета волновала, а он просто оттягивал момент признания. — Вопреки общеизвестному мнению, покойный герцог — не мой биологический отец. Я — приемный ребенок и не помню свою жизнь до момента, как встретил герцога Крайтона, когда мне было пять лет.
— Но… как же так? — изумилась я, наблюдая, как на лице Слая эмоции сменяют друг друга.
— Я и сам не знаю, почему так получилось, — поморщился Слай. — Мы встретились на пустоши при его обходе местности, тогда только-только стал разрастаться разлом. Это произошло вскоре после первой, самой разрушительной волны наплыва монстров из разлома. Последствия были катастрофическими, рыцарскому отряду с трудом и большими потерями удалось отбить пограничные поселения, хоть они и были уже разорены. Там, на пепелище, посреди трупов монстров и людей герцог и нашел меня. Наверное, он пожалел меня. Были и другие сироты, однако, забрал именно меня, хотя уже тогда я не мог считаться… обычным: слишком странный, дикий, не понимающий человеческой речи, агрессивный к людям, ненормально сильный и с незнакомой магией. Любой на месте герцога посчитал бы, что подобный ребенок — монстр и представляет опасность для других. Ему следовало уже тогда просто убить меня или передать храму для опытов, но он этого не сделал. Вместо этого забрал в свое поместье, где взял на себя мое воспитание, а после и официально назначил своим наследником.
— А герцогиня? — воспользовавшись паузой в рассказе Слая, задала я вопрос. При моем упоминании покойной герцогини, на его лице появилась нежная, но грустная улыбка.
— Она меня и спасла, — негромко произнес он. — Именно по ее настоянию герцог решил оставить меня. Она уже в то время серьезно болела и едва могла стоять на ногах, но встретив мужа после похода и увидев меня… внезапно решила подарить мне дом и семью. Герцог еще сомневался, но видя решительность своей любимой и умирающей жены, сдался. Именно по ее требованию я стал внебрачным сыном герцога, так как она боялась, что при обычном усыновлении мое последующее право наследования могут оспорить многочисленные родственники. А герцог… даже встретившись с волной критики по поводу внебрачных связей, был непоколебим в решении выполнить последнюю волю жены. Через месяц ее не стало, а вместе с тем вся радость и тепло покинули и герцога, — опустил он помрачневшее лицо. — После смерти жены герцог точно торопился, чтобы воспитать меня и передать титул. Он был строг в своем обучении, но я быстро схватывал, потому к моменту моего пятнадцатилетия герцог последовал за своей женой, без сожалений оставив мне свое место. Он назвал меня сыном и тепло улыбнулся лишь однажды перед собственной кончиной, — добавил Слай. — Болезнь словно только и ждала определенного момента. Еще вчера здоровый и сильный герцог слег за несколько дней, казалось, совершенно естественным образом. А после его сердце просто остановилось, но умер он с улыбкой и именем своей жены на губах, — признался Слай, пока я из последних сил сдерживала слезы и сопли и боролась с болезненным комом в горле, дабы не испортить момент. Вот она — красивая любовь, которую можно встретить на страницах книг, а не вся эта фигня с одержимостью, как была у Эштона к святой. — И я, и герцог знали, что я — необычный человек, но, сколько мы ни пытались выяснить к какому виду меня отнести, все было без толку.