Вообще-то, раз уж мы решили начать все с чистого листа, ему следовало бы завязать со спиртным. Даже он понимает, что нельзя быть психиатром, специализирующимся на разного рода пагубных привычках и зависимостях, если у тебя самого проблемы с алкоголем. А впрочем, похоже, действительно заинтересован в том, чтобы начать все с чистого листа, лишь один из нас.
В нашем браке все и всегда контролирует Дэвид. Он заботится обо мне. Кто-то по внимательном наблюдении сказал бы, что он подавляет меня, и был бы прав, но временами я думаю, что из нас двоих умнее я, а не он. Его твердый член упирается мне в спину, и я аккуратно меняю положение, прижимаясь к нему сильнее и распаляя себя, пристраиваюсь к нему так, чтобы его плоть оказалась между моими ягодицами, зажимаю ее между ними и потихоньку направляю в то запретное место, где это доставляет мне наибольшее удовольствие. Может, во сне он будет более покладистым. Но увы, моим чаяниям не суждено сбыться, и он переворачивается с бока на спину, утягивая за собой одеяло. Негромко бормочет что-то неразборчивое, все еще находясь во власти сна, но уже возвращаясь обратно в мир яви. С трудом подавляю желание оседлать его, разбудить поцелуем и, дав волю своей страсти, потребовать, чтобы он любил меня снова.
Вместо этого я закрываю глаза и притворяюсь спящей, пока он не поднимается и не удаляется по коридору в ванную. Следующее, что я слышу – это гудение бойлера и шелест струй душа. Это слегка меня задевает. Я не могу не испытывать обиды, несмотря на всю свою решимость быть сильной. К нашей спальне примыкает отдельный санузел с душевой кабинкой, но он предпочел уйти подальше от меня, и я прекрасно знаю зачем. Что он там делает. Я раздразнила его, пока он спал, и теперь вместо того, чтобы заняться сексом со мной, он «занимается самоудовлетворением». Дурацкое выражение, но мне никогда не нравилось слово «мастурбировать». Слишком оно медицинское. «Дрочить» и то лучше, но подобный лексикон мне совершенно не к лицу, поэтому я давным-давно отучилась от грубых слов, и теперь оно режет мне ухо.
К тому времени когда он спускается на кухню, я успеваю сварить кофе, а в тостере уже подогреваются круассаны. Мы с ним подавляем друг друга каждый в своем смысле, и я знаю, ему понадобится некое средство снять остаточные симптомы похмелья. Я отворачиваюсь и развожу бурную деятельность у раковины, чтобы он мог взять из шкафчика ибупрофен, не подвергаясь моему молчаливому осуждению.
– Я вынесла на улицу столик, – сообщаю я беззаботным тоном, раскладывая сдобу на тарелке. – Глупо было бы упускать такое прекрасное утро.
Задняя дверь открыта. На часах всего половина десятого, но воздух уже успел достаточно прогреться.
Он опасливо выглядывает в окно: пытается понять, в какой из клумб я похоронила нашу кошку после того, как он предоставил мне разбираться с этим в одиночку, а сам отправился накачиваться спиртным и заниматься бог знает чем. Я вижу, что он еще помнит об этом. Я же пытаюсь оставить это все в прошлом. Он цепляется за вещи, которых не может изменить, но что сделано, то сделано, нравится это ему или нет.
– Ладно, – говорит он и слегка мне улыбается. – Надеюсь, свежий воздух поможет мне проснуться.
Он идет мне навстречу, видимо, в награду за то, как хорошо я держалась вчера вечером.
Мы почти не разговариваем, но я наслаждаюсь этим нашим, в кои-то веки, дружелюбным молчанием. Полы шелкового халата разъезжаются, и я не поправляю их, так что солнце припекает мою голую ногу, пока я пью кофе и ем круассаны. Запрокидываю голову, подставляя лицо солнечным лучам. Время от времени я ощущаю на себе его взгляд; знаю, что моя красота по-прежнему его влечет. Сейчас, в этот миг, между нами царит практически умиротворение. Оно продлится недолго – иначе просто невозможно, – но пока это так, я упиваюсь им. Тем, наверное, сильнее из-за того, что может прийти ему на смену.
Когда с завтраком покончено, я отправляюсь в ванную и не спеша принимаю душ, с наслаждением подставляя тело под горячие струи воды. День лежит перед нами, точно лишенный ориентиров пейзаж, однако же у него есть свой неписаный распорядок. Дэвид немного поработает, потом, скорее всего, мы оба отправимся в спортклуб – это такое занятие, которое несложно представить окружающим как совместное времяпрепровождение, тогда как на самом деле, разумеется, каждый из нас занимается сам по себе. Потом настанет время возвращения домой, ужина, телевизора и, скорее всего, раннего отбоя.
Когда я спускаюсь вниз, он уже у себя в кабинете и зачем-то зовет меня к себе. Это неожиданно. Обыкновенно он хочет, чтобы его не трогали, когда он работает, и я отношусь к этому с полным пониманием. В кабинете он хранит данные своих пациентов, и, несмотря на пристрастие к алкоголю, во всем остальном он профессионал экстра-класса.