Раэнорэ ужаснулась от этой жуткой истории, но если наглеть — так наглеть:
— А есть где-нибудь план монастыря? Есть комнаты, которые сейчас не посещаются никем?
— При раскопках… — начал о чём-то говорить монах, но тут появился настоятель — внезапно и будто-бы из-под земли вырос за спиной послушника, отвесил тому сильную оплеуху. Голова монаха дёрнулась, но он не прокричал.
— Стопы на молебен, лентяй! Не задерживай богомольцев! Дочери, — обратился Аристарх к самкам уже ласковее, но не теряя холода в глазах. — Может быть, и вы посетите вечернюю службу? Наши братья поют красиво.
— Если бы они ещё пели не на религиозные темы, было бы совсем прекрасно, — Марта проследила за убегающим монашком. — А ты стремишься соответствовать идеалам отца Тихона?
— Притча Соломонова: "Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его", — Аристарх развёл руками с улыбкой. — А я люблю свою братию и желаю ей совершенствования. Чтобы достичь праведности, чем все и занимаются в монастырях, нужно отказаться от эгоизма и самомнения. Ни один монастырь не будет стоять без дисциплины, иначе он тут же превратиться в яму греха и падёт.
— Ты поддерживаешь избиение ни в чём не повинных людей? — Рая непонимающе смотрела на него.
— Нет, конечно! Грехи есть во всех, я бы мог каждую из вас так тыкнуть пальцем в несправедливость. Я узнаю среди вас Марту, бывшего служителя Хорламира, они принесли Светлым гораздо больше горя, чем пользы; и Акулину, демоницу из ада, убивавшую за деньги. Раз вы живёте в Москве, то наверняка имели причастие к расправе над Бафометом, а он убивал лишь людей, не за это ли вы его наказывали?
— С чего ты взял, что мы живём в Москве? — рассвирепела Лина.
— Ладно тебе, успокойся, — Марта обняла её за плечи, но Раэнорэ любознательно наклонила голову:
— А в самом деле интересно.
— Анна рассказала, — Аристарх поднял руку в локте. — Сколь я не ужасен — вы ужаснее. Подумаешь, я ударил друга, чтобы привести его в чувство. Как будто вы никогда не делали того же самого.
— Ты не сможешь учить других правильности, если ты не праведен сам, — Акулина осуждающе и тяжело посмотрела на деда.
— Любой Святой прошлого это зло и незачем им подражать, — присовокупила Марта, оборачиваясь к Раэнорэ и ища одобрения.
— И как бы вы с ним поступили? — настоятель тихо спросил, показывая за свою спину. — Вместо того, чтобы служить всенощную, исполнять свои прямые обязанности, он стоял и болтал с вами!
— Довольно, — Акулина повысила голос, привлекая к себе внимание. — Разор учил меня, что мало разницы между лжесветлыми и Тёмными. Разлетаемся.
— Хорошо, что овец Христовых нет среди этих козлищ. Приятного полёта!
И Аристарх развернулся к храму. Марта клацнула зубами, но не стала говорить ему ничего в догонку — пусть считает, что победил, детсадовец ПГМ-нутый. Но, оказывается, спор ещё далеко не завершился…
Уже у самой ограды монастыря, вне поля зрения хоть кого-то ещё, выход троим девушкам преградила высокая фигура в чёрной сутане с капюшоном, надвинутым на голову. Монах-амбал просто встал у калитки, полностью закрыв её своим обширным телом:
— С оружием в храм заходят только убийцы, — от его гулкого баса, куда более низкого, чем бывает у людей, этого стало жутко, но Раэнорэ нашла в себе силы, чтобы смотреть ему прямо в неестественные глаза и сказать:
— У нас нет плохих намерений, а у вас?
Под капюшоном унылым красным светом загорелись два глаза. Акулина, вскрикнув, схватила Раю под руку и отпрянула. Марта, плюнув на всё, обнажила катану и поставила невидимый магический щит:
— Добро должно быть с кулаками, с хвостом и острыми рогами!
Не верилось, что всё дальнейшее происходило не только не как запланированный спектакль, а просто на самом деле. Верзила-монах подпрыгнул с места, будто служил не в православном монастыре, а в буддийском, причём в Шаолине. Перекувырнувшись в воздухе, он приземлился за девушками без вреда для себя и ударом тяжёлой, будто стальной ноги ударил им по коленям, чтобы он грохнулись, будто кланялись:
— Покайтесь перед Господом, животные!
Марта чуть не перекинулась в истинный облик, но удержала себя, только переменившись в мужское обличие. Мартос откатился, а потом сам резко прыгнул на монаха, остановился прямо перед ним, схватил левой рукой с проступившими когтями за рукав мантии, собираясь вывернуть эту руку, но святой воитель повернул корпусом в ту же сторону и врезал Мартосу с разворота ногой в грудь. Уворачиваясь от этого удара, рыжий прокрутился сильнее, ожидая сломать руку черноризца, но он продолжал вестись неестественно, как на шарнирах. Прокружившись, Мартос рубанул катаной по широкой дуге, отпуская захват. Лезвие зазвенело о броню монаха и чуть не переломилось, зрители ахнули, а святоотеческий терминатор контратаковал, послав в Мартоса кулак без замаха, но так, что свистел воздух и трепались длинные рукава.
Грохнул выстрел. У Акулины тоже сдали нервы, и она опустила пистолет. Из дыры в рясе брызнула струя чего-то чёрного и маслянистого, явно не крови. Обмякнув и став податливым, как тряпичная кукла, верзила упал на пол, костюм лёг на землю так плоско, как будто под ним уже никого не было. Там бы и дистрофик не поместился, что уже тот громадина, с которым рубился Мартос! Раэнорэ понимала, что надо сматываться с максимальной скоростью.
— Что за хрень?! Что это было??? — пока она тянула Акулину, она смотрела на свою руку, на которой оставались капли брызнувшей на неё чёрной жидкости, исчезающей быстрее, чем она успела даже понюхать её. Мартос побыстрее спрятал катану в куртку, чтобы случайным зрителям не захотелось проверить, настоящая ли она или бутафорская:
— Завтра утром надо местных порасспрашивать конкретнее. Святое место, тоже мне, ещё и оружие отбирают…
* * *
Религиозные странности продолжали преследовать нас на каждом шагу, даже когда мы покинули гостеприимный, но своеобразный монастырь. Тем не менее, всё по порядку.
Станция метро "Косино" выглядела футуристично и помпезно. Хром перил и полосы ртутных ламп отражались в зеркальных колоннах, на потолке величественно, но абстрактно летела стая журавлей на фоне огромного белого солнца, всё сверкало новизной и чистотой. Станция "Самойлово", куда мы прибыли, оказалась грязной, поломанной и безумно-религиозной. По моему мнению, и Асвер наверняка был со мной солидарен, научно-фантастический стиль больше шёл бы району, где расположен ангар Арверы, а мраморные плачущие ангелы с отколотыми руками, маслянистые граффити поверх фресок с набожными сюжетами и землянисто-вонючие следы на полу подходили тому ненормальному монаху.
— Арвера, неужели эту станцию, часть, на минуточку, стратегического объекта государственного значения, забросили как дом под снос? — поражённо я обернулся к альбиноске, жутко палившейся своей бело шевелюрой. Ответил мне блондин Раяр, что прежде был с ней дружен, а может, и больше, но сейчас охладел к ней, чаще гуляя с Акулиной и Софроной:
— Раньше тут было хуже. Энергетикой злой давило.
— Я предполагаю, почему… — пройдя через турникеты, я увидел намалёванные на стене сигиллы Тёмного диалекта праговора. — Это не вы вандалировали?
— Не мы… — Арвера прищурилась на руну "Ар мати Богу". Вполне нормальный смысл для нашаран, но богохульный для землян был понятен нам всем, кроме Асвера — Тёмный письменный диалект праговора он не учил. — Нам незачем. Но я не догадываюсь, кому это нужно.