Рана на левой руке оказалась пустяковой. Пуля прошла вскользь, сорвав по кожу и слегка задев мышцы. Петрович ее быстро обработал и перевязал. Зато рана плечо оказалась гораздо серьезнее. Пуля не смогла пробить тело насквозь, и застряла в теле. Петрович, хирург по образованию, предложил удалить ее, но Сергей попросил подождать до подхода фрегата.
Всех занимал один вопрос: заметят нас или нет? Деревья на косе частично скрывали мачты, все паруса были убраны, и только случайность или особо острое зрение пирата-наблюдателя могли раскрыть наше присутствие. Если нас не обнаружа, то с уходом фрегата мы сможем покинуть бухту и бежать на все четыре стороны.
Почти все занимались какими-то делами. Мужчины терпеливо изучали искусство ставить и убирать паруса. Рита с добровольными помощницами старательно исследовала содержимое трюмов и погребов. Кто-то наблюдал за берегом, кто-то заканчивал приготовление нехитрого обеда. Каждый старался найти в делах кратковременное забвение, но мысли то и дело возвращались к фрегату. Заметит или нет?
Не заметил. Не сбавляя хода и не меняя направления, парусник прошел вдали от берега и стал медленно удаляться к югу. Пираты успели поставить на него третью мачту, и он шел при полном параде, окутавшись парусами - не белоснежными, как я представляла, а грязновато-серыми.
Вообще говоря, реальность имела с книгами мало общего. Одна лишь грязь на бригантине стоило многого. Не представляю, как пиратам самим было не противно плавать на такой помойке? Раньше я была более высокого мнения о своих древних коллегах и предполагала наличие хоть каких-то бытовых удобств. На бригантине не было даже бани, словно никто и никогда здесь не мылся. Примитивный гальюн да грубые нары в кубриках без всякого белья и без матрасов - вот пожалуй и все, чем обходились моряки. В каютах, правда, были более удобные постели, но кают было раз-два и обчелся, да и чистотой они почти не отличались от кубриков. Если же учесть, что народа на бригантине было больше, чем нас, оставалось загадкой, как они вообще могли здесь разместиться.
Между тем расстояние до фрегата потихоньку увеличивалось, и Сергей согласился на операцию. С юта прогнали всех посторонних, устроили примитивную лежанку и приступили к делу. Ни о каком наркозе не могло быть и речи. Еще хорошо, что у Петровича оказались с собой кое-какие инструменты. Их старательно протерли трофейным ромом. Целый стакан этой гадости Сергей принял внутрь вместо обезболивающего и спокойно лег на "операционный стол", в нарушении всех правил покуривая сигарету. На работу Петровича он не смотрел и старался делать вид, что происходящее его вообще не касается. Но несколько раз лицо Сергея морщилось от боли, а на лбу выступали капельки пота.
Я впервые увидела его тело и сразу обратила внимание, что полученные сегодня раны далеко не первые. На правом боку виднелись два аккуратных круглых шрама, а от левого плеча к бицепсу тянулся еще один, продолговатый. Видно, то были отметины предыдущих войн, вернее, последующих, ведь им суждено было начаться без малого через три века, и еще не родились прапрадеды их будущих участников.
К счастью, пуля вошла не очень глубоко, и после нескольких манипуляций Петрович сравнительно быстро извлек ее на свет. Он отложил в сторону злополучный кусочек свинца, обработал рану все тем же ромом, старательно сшил ее края и наложил свежую повязку.
- Ну, вот и все. Теперь недельки две старайтесь не тревожить руку, и все будет в порядке.
- Спасибо, доктор. - Сергей закурил новую сигарету. - Но не тревожить обещать не могу. Сами понимаете...
- Понимаю, но все-таки постарайтесь, - со вздохом вымолвил Петрович и добавил: - А держались вы молодцом.
По губам Сергея скользнула легкая улыбка:
- Это только кажется. Про себя я такие коленца загибал - любой боцман позавидовал бы.
- Про себя не считается. А мы ваших выражений не слышали. Петрович тоже улыбнулся в ответ.
- Не могу же я ругаться при даме, - повернулся ко мне Сергей. - Вам тоже спасибо, сестричка! И где вы были во времена моей молодости? Попались бы на моем пути - не устоял бы, ворвался бы в вашу душу вихрем, сгорел бы в объятиях вместе со шпорами! - И он, словно отыскивая подтверждения своим словам, взглянул на свои перемазанные кроссовки.
Я понимала, что все это Кабанов говорит исключительно из благодарности, но слушать его было очень приятно. Я зарделась от его слов, хотела сказать вроде бы в шутку, что время не упущено, и ничто ему не мешает поступать, как он сказал, но не смогла. Испугалась, что это прозвучит излишне серьезно, и Сергей поймет меня неправильно.
- Старик нашелся! - Петрович покачал головой. - Чем расточать комплименты, хлебните-ка лучше еще рому. Исключительно в медицинских целях.
- Благодарю за добрый совет, но с меня хватит. Еще одного стакана я не выдержу.
С помощью Петровича он осторожно натянул тельник и защитную куртку. И то, и другое было покрыто пятнами крови.
- Давайте я вам постираю, - предложила я, и тут же смутилась.
- Спасибо, - Сергей улыбнулся мне так, что нежно заныло сердце. - Вот выберемся подальше...
И тут откуда-то с берега громыхнул выстрел. С лица Кабанова мгновенно исчезла улыбка, он стал сосредоточенным, жестким, и проворно, точно и не было только что операции, бросился к борту.
Кто-то выстрелил в ответ с нашей бригантины, потом еще раз. На палубе поднялась суматоха, одни хватались за оружие, другие метался, не зная, что предпринять, а на берегу валялось чье-то тело и чуть колебались кусты.
- Женщинам и детям немедленно покинуть палубу! - гаркнул Кабанов. - Мужчинам залечь вдоль бортов! Стараться не высовываться! Приготовиться к бою! Патроны зря не тратить! Командирам десяток принять команду над своими людьми!
Кусты на недалеком берегу кое-где окутались дымками, и свист пуль заставил всех укрыться за высоким фальшбортом. Бойцы Кабанова открыли редкий ответный огонь, и под его прикрытием женщины где ползком, где бегом направились в каюты и кубрики.
Я не стала следовать их примеру. Сидеть взаперти в вонючем помещении ничуть не лучше, чем оставаться на палубе. Здесь хоть воздух был чуть свежее, да и Сергей был рядом. Страха я не испытывала - наверное потому, что кроме пуль мне ничего не угрожало. Никто не плыл к кораблю, никто не карабкался с кривыми кинжалами на абордаж, а редкие выстрелы не казались мне чем-то опасным.