...Сегодня тоже стреляют. Могут среди бела дня на улице Дмитриевской на глазах у всех прохожих обстрелять из пистолета белый “мерседес”, сесть в “жигули” и спокойно уехать. Тоже бытовая картина...
Финал наступил в ноябрьские дни. Около месяца до них из центра Киева были отселены все жители по окраинам, город опустел. Месяц слышалась отделенная канонада, и по улицам периодически разбрасывались указы немецкой военной комендатуры. Которые никто не читал. В ночь на кануне освобождения полнеба над Киевом со стороны Днепра полыхала багровым пламенем, жгли все на Трухановом острове. В полтретьего ночи со стороны Евбаза по Жилянской в сторону Деловой промчалась грузовая машина...
Это были последние немцы, которых я видел с оружием в руках. А утром я стоял на Саксаганского в квартале между Паньковской и Тарасовской. У бровки тротуара под ногами у меня лежал патрон от бронебойного ружья, а со стороны “Ювбаза” шли наши солдаты. В плащ-палатках, некоторые с перевязками. Шли белорусы, украинцы, сибиряки... Шли наши!
С тех пор прошло более полувека; всё как в тумане. Но до сих пор подкатывает у меня к горлу, когда вспомню это утро... И неважно, в конце концов, что долго ещё потом во всех анкетах мы отвечали на вопрос: находился ли на оккупированной территории?..
Окончить воспоминание в наше иррациональное время хочу словами Георга Эберса:
"...Легкомысленные люди быстро отрекаются от всего установившегося; глупцы находят хорошим и достойным подражания все иноземное и новое; люди ограниченные или пользующиеся привилегиями себялюбцы, безусловно, придерживаются старины и всякое движение вперёд называют грехом; мудрецы же стараются удержать то, что оказалось хорошим вследствие долголетнего опыта, устранить повреждения и принимать всё хорошее, откуда бы оно ни происходило...".
Внимательный читатель уже заметил определённую особенность этого разнородного повествования. Факты излагаются на языке Детства. Помню, как покойный родственник со стороны моей русской жены рассказывал мне о том, как по Андреевскому спуску в Судный день — Йом Кипур 1941 года — поднимались на Большую Житомирскую неторопливые колонны людей — стариков и молодёжи... Эти колонны прошли в небытие Бабьего Яра, как и колонны с Шулявки и Татарки, Ширмы и Липок, Сырца и Куреневских глинобитных халуп...
Со всего Киева шли евреи, но то и дело в колонны вклинивались любопытные киевские мальчишки, далеко не евреи, но люди крайне нуждавшиеся в свежайшей на всей земле информации... Возможно, что именно так, сверхинформативно только и способно мыслить вызревающее человечество... Ибо недоинформация, как правило, росту не способствует, а даже наоборот...
Двенадцатилетний славянский пацан из многодетной семьи не пытался как-нибудь изменить мировой порядок... Но просто он пришёл попрощаться с соседским Ицыком, уходившим в свою ветхозаветную Палестину, отчего и тому на душе стало повеселее... Однако, на выходе с Андреевского, у Собора — известного детища волнительного Бартоломея Растрелли, Ицык и Митя впервые поняли, что из колонны им больше не выйти, даже за маленьким. Со всех сторон колонну сопровождали лишь чёрные мундиры да чёрные овчарки...
Я так и не задал тогда щепетильный сегодня и навсегда вопрос, и не уточнил для себя: были ли то украинские или немецкие конвоиры... Впрочем, они могли быть и мадьярами, которым гитлеризм сумел дать почувствовать себя на земле в роли сильных злостных животных... Почти арийцами, чья жестокость и маниакальность развязала в Европе не одну и не две кровавые бойни... Страшные... Глобальнейшие... В полный рост. Наравне с зондеркомандами третьего тысячелетнего рейха...
Звериная межнациональная ненависть таилась в каждом народе тысячелетия. Этому всегда способствовал неуютный для отдельных императоров и целых Хап-Тяп империй мировой микроклимат. Не пробуди в нашем случае в мадьярах и украинцах Вторая мировая война древнего и жуткого зверя — фашизоидного германизма, то убийцы и висельники из народов, над которыми распростёрся фашизм, сублимировали бы в обыкновенных житейских сволочей, не вкусивших власти и крови.
Полицаи, казалось, были ослеплены. Они слепо выводили колонны на расстрел со всех щелей древнего еврейского Киева, не обминая Киева татарского, литовского, польского... И, конечно же, — украинского. В те минуты колонны вели мимо спрессованных под холмами Старокиевской горы ста тысяч убиенных во времена монголо-татарского нашествия... Убиенные сии сразу после войны, не разобравшись, приписывались зондеркомандам третьего рейха. Но и здесь Германию реабилитировала сама История...