Если Бурегон лишится скифа, его ждет долгий полет к дому и, возможно, временное подчинение другому добытчику – пока он не заработает на новый скиф, чтобы еще раз показать себя. Но повреждение матери – даже малой, из летающих низко, – навсегда покончит с надеждой послужить когда-нибудь Матери Могил. Поэтому Бурегон бдительно следил за такелажем и небесами над ним. И – конечно же – за бурей.
Он уже чуял Глубокую Бурю – сырой ржавый запах воды щипал жабры. А сочная окраска штормовых валов предвещала немалую добычу. Темно-красная стена бурлила, помечая ближайшие к ней клетки атмосферы редкими элементами и извлеченными из глубин веществами. Скоро Бурегону надевать защитный костюм, закрывать скиф и браться за рискованное – в такой близости от стены – дело: втягивать парус. Постоянные ветра вокруг Глубокой Бури разбивались на течения, огибали башни облаков. Самое опасное – воздушные потоки. Здесь они еще страшнее, чем на границе умеренной и субтропической зоны мира, где трутся и ерошатся друг о друга две встречные полосы ветров.
А Бурегону придется их миновать.
Убрав парус, он на двигателе подойдет ближе – к тем прохладным силуэтам, что маячат впереди, – и начнет добычу. И стена его не отпугнет. Тому, кто надеется заслужить место на Матери Могил, бояться не пристало.
Он устремится в самую стену Бури. Опыт у него есть – есть и знания предков. Наградой отважному станут фосфаты, силикаты, органика. И железо. Твердое вещество, идущее на технику вроде этого скифа. И благородные газы. И падунки – крошечные создания, чьи короткие жизни клокотала в вихрях Бури, чьи тела полны ценных питательных веществ и труднодоступных микроэлементов для неоперившейся молоди, подрастающей в корнях, листве и органических наносах экосистем дрейфующих миров.
Глубокая Буря – плодоносное, хоть и смертоносное поле. Этими сокровищами он купит себе место на Матери Могил.
Бурегон принял текущую сводку погоды и прогноз. Настроился на пульсосветовое вещание скифов, уже работающих на сборе урожая, и стал готовиться. В Глубоких Бурях хорошо то, что они необычайно стабильны, и новая сводка дала мало такого, чего бы Бурегон не предвидел заранее. И все же подготовка к первой фильтрации всегда отзывалась нервным трепетом. Зайдешь чуть дальше, и… что ж, все знают или помнят о неосторожных, которых вихрь засосал в свои объятия. Даже если расплавленная вода не сорвет плоть с панциря, то конвекционные потоки быстро затянут в багровые глубины атмосферы и там расплавят, сокрушат, разорвут. Для небесного добытчика не бывает излишних предосторожностей.
Тщательная проверка показала, что все капсулы целы. За скифом, болтаясь и сталкиваясь, тянулся длинный хвост грузовых капсул. Пустые служили поплавками и тянули скиф кверху, вынуждая постоянно подправлять курс. Он бросил небесный якорь, выставил маячок заявки над запасными капсулами, одну магнитным когтем заправил в трюм скифа и развернул суденышко навстречу буре. Сифоны сжались, ощущая толчки атмосферы. Бурегон быстро, но осторожно вошел в наружный слой турбулентности. Безопаснее было бы, прежде чем нырять в самую бурю, уравнять свою скорость со скоростью ветра, но для этого у скифа не хватало мощности. Зато конструкция позволяла ловить ветер и разворачиваться в нем так, чтобы сила урагана стабилизировала корпус, вместо того чтобы швырять и вертеть, как сброшенное летуном яйцо.
Бурегон подтянул предохранительные ремни, направил скиф вдоль стены облаков, сдул и сбросил понтоны, снизив плавучесть корабля, но увеличив обтекаемость. Удерживая в себе надежду – Матерь Могил учила, что намерение влияет на результат, – Бурегон глубоко вздохнул, ощутил в дыхалах привкус метана и ввел суденышко в бурю.
В скиф потоком ударил ветер. Наученные долгим опытом манипуляторы Бурегона остались лежать на управлении, даже не напрягаясь. Кожей ощущая вибрацию, он вел корабль ровно – мягко-мягко, не пережимая, но и не уступая ярости шторма. При переходе скиф на миг клюнул носом – Бурегон удержал и выровнял его, направив против ветрового течения. Скиф вздрогнул – он казался сейчас живым, как прогретая солнцем шкура Матери, на чьей широкой спине рос Бурегон, – и пошел ровно. Ловец ориентировался только по тепловому зрению. Здесь, в густом вихре облачной стены, в порты окон видны были только отблески внутренних огней суденышка, отражающиеся от монотонного багрянца тучи – словно они с корабликом забились дядюшке под крыло.