«Но почему я не могу пойти первым, а ты будешь указывать, какую субмарину подводить к шлюзу, и так далее, пока не придет твоя очередь?»
«Можешь, я думаю. Хотя сначала нам лучше проверить мою лодку. Она здесь уже давно, и ее использовали для разных работ. Флотационную систему уж точно надо проверять. Лично мне не хотелось бы рисковать, может быть, она не выдержит разницы давлений, но посмотрим. Лучше всего сначала все проверить».
Мари читала весь наш разговор и одобрительно кивала, так что мы отправились смотреть судно.
Он оказался прав. Подъемная жидкость вся вытекла. Система не использовалась месяцами, даже для переходов на незначительные расстояния, потому что здесь не было возможности изготавливать углеводород, легкость которого и послужила причиной его использования в флотационной системе. В местных лодках использовался твердый материал низкой плотности, как и в костюмах для плавания; чтобы использовать его для субмарины, потребовались бы серьезные переделки. Все решили, что и возиться не стоит.
«Я мог бы воспользоваться одной из местных лодок»,- предложил я, когда ситуация стала нам ясна.
«И не пытайся, пока не изучишь их язык»,- ответил он. Мне это показалось несерьезным. Субмарина есть субмарина, ты или разбираешься в них, или нет. Однако, заглянув в одну из них, я изменил свое мнение.
Я до сих пор не могу понять, почему они конструируют таким образом панели управления, ведь законы физики одинаковы как на дне моря, так и на его поверхности. Очевидно, различия в мышлении, связанные с их странным графическим языком, распространяются на большее количество аспектов восприятия жизни, чем об этом можно было бы судить с точки зрения простого здравого смысла.
Дело шло к тому, что этой парочке придется возвращаться без меня. Берт, казалось, был решительно на это настроен, да и я начал склоняться к тому же. Когда мы вернулись с новостями к Мари, она, однако, подала новую мысль. С тех пор я начал подозревать, что у нее на уме было нечто большее, чем просто стремление вытащить меня на поверхность, так же, как и в том случае, когда она настаивала, чтобы Берт отправился вместе с ней, но мне она ничего не сообщила. Видимо, потому, что у нее не было возможности поговорить со мной наедине.
– В моих цистернах лишней плавучести навалом, - внезапно заявила она. - Просто привяжите эту Бертову развалину к моим буксировочным крюкам, и мы сможем ее поднять. Вы говорите, что корпус достаточно прочный, чтобы выдержать давление, когда вы его снова откачаете.
Берт, казалось, был ошарашен - несомненно, потому, что сам до этого не додумался Во всяком случае, я так считал. Но он решительно согласился; на этом мы и договорились. Он пошел за помощью, чтобы переместить субмарины и договориться насчет операционной, а я воспользовался его отсутствием, чтобы написать Мари пару строк:
«Похоже, ты ошибалась насчет Берта. Он сразу пошел тебе навстречу, когда ты собралась подвергнуть его проверке».
– Я это заметила.
Я ждал дальнейших комментариев, но не дождался. Полагаю, мне следовало быть умнее, если я надеялся на что-то еще. Когда она все же заговорила снова, то на совершенно другую тему - вернее, я так подумал.
– Не забудь как можно тщательнее проверить места креплений на каждой из субмарин.
Я удивленно кивнул; проверка - это часть стандартной процедуры. И незачем специально об этом упоминать.
– И тросы тоже. Ты воспользуешься моими; они новее.
Я молча кивнул, удивляясь и слегка надеясь на продолжение. Все, что со стороны Мари звучало как заинтересованность в моем благополучии, давало мне достаточные основания для надежды. Я все еще на несколько миль отставал от хода ее мыслей, и лишь отчасти потому, что не начинал с таким багажом предубеждений. Я думаю, ей хотелось оставаться загадкой. Она решительно сменила тему, задав вопрос о людях, паривших в воде рядом со мной.
– Кто твои друзья? Не стала ли эта леди одной из причин того, что ты решил перестать дышать воздухом?
«Нет! - решительно написал я. - В жизни ее не видел до того, как трансформировался».
Я не мог понять, почему Мари смеется.
Не могу тебя познакомить, потому что никогда не слышал их имен. С их языком я и представить себе не могу, на что может быть похоже личное имя. Может, у них вообще нет имен».
Она улыбнулась в первый раз с тех пор, как мы с ней здесь увиделись.
– Тогда у тебя есть причины остаться. Нет, не спеши указывать мне на то, что до операции ты не знал об их языке. Я знаю, что не знал. Но теперь знаешь, и это для тебя серьезная рекомендация в пользу здешних мест.
Как ни странно, я об этом и не подумал. Хотя она была совершенно права. Мое имя, которое я не переносил, - единственная загвоздка в моей жизни, которая не могла последовать за мной сюда. Мари следила за выражением моего лица и, думаю, читала его как открытую книгу. Она рассмеялась еще громче. В данных условиях звук не совсем походил на смех, но он отличался от обычной речи вполне достаточно для того, чтобы мои спутники обратили на него внимание. Ничего не понимая, они смотрели то на меня, то на подводную лодку. Впрочем, девица снова улыбнулась.
В какой-то мере Мари была права. Если бы действительно по какой-то причине мне пришлось остаться…
Я решительно отбросил эту мысль. Куда Мари, туда - рано или поздно - и я.
Глава 22
Пока мы ждали Берта, наша компания довольно весело проводила время. Мы с Мари предприняли эксперимент по общению с девицей и ее друзьями, но для них имели смысл только самые элементарные знаки, и то не всегда. Мы даже попыталась передать им смысл фонетического алфавита - Мари произносила звуки, а я писал символы. Но все это было бесполезно.
Отчасти дело было даже не в том, что они выросли в других условиях; звуки, проходя через несколько сред, менялись настолько, что их иногда трудно было узнать. Например, звуки «п» и «с» звучали не настолько различно, насколько должны бы, и если их совместить в одном слове, например, «спать», то комбинация букв будет иметь только отдаленное отношение к комбинации произносимых звуков. Мы уже покончили с нашими попытками, когда появился Берт, и на этот раз ему даже Мари удалось убедить в том, что проблема коммуникации - это действительно проблема серьезная и трудная.
Мари даже не была уверена, стоит ли решать эту проблему вообще. Она уже начинала думать об этих людях, как о представителях отдельной культуры, а не как о преступниках, сбежавших из нашего собственного социума, но все же относилась к ним так, как, вероятно, почтенная леди середины девятнадцатого века, проживающая в Бостоне, относилась к каннибалам Южного моря, о которых ей рассказали миссионеры.
Но, по крайней мере, она была с ними вежлива.
Ее вежливость слегка поблекла, когда с плохими новостями вернулся Берт. Комитет, похоже, и слышать не желал о том, чтобы мы с Бертом отправились на поверхность одновременно. Любой из нас - да, но не вместе.
Я был поражен, не в состоянии соотнести это с моим представлением о ситуации. Мари нe стала говорить мне «А что я тебе говорила», но бросила на меня взгляд, не оставлявший никаких сомнений в том, что именно это она и хотела сказать. Это было нечестно, потому что ничего такого она мне не говорила. Может быть, ей так казалось, но она не говорила.
Может быть, этот взгляд заставил меня снова собраться и взять себя в руки. Я напомнил себе, что главной нашей задачей было доставить Мари на поверхность целой и невредимой. Когда она представит свой доклад, Совет, несомненно, наладит связь с этим поселением, независимо от того, что бы там ни думал Берт, и у меня будет много возможностей выбраться отсюда самому.
Как вы помните, я все еще не верил утверждениям Берта о том, что Совет игнорировал или скрывал более ранние доклады о существовании станции. Мое недоверие в основном базировалось на моих личных предубеждениях как давнего сотрудника Совета. Я просто не мог предположить, что наша организация может пойти на такой беспредел.
Поэтому мне казалось разумным, если они вернутся, а я временно останусь здесь. Я так и написал это в блокноте, без всяких задних мыслей, и Берт сразу же согласился со мной.