— Хм, — он прокашлялся, — загорел? В Аравии.
— Где?
— Есть такой Аравийский полуостров, Персидский залив, — Олег специально чуть морочил ей голову, нанизывая красивые волнующие названия, — Аджман, Шарджа, Абу-Даби, Дубай, знаете?
— Дубай? — девушка ухватилась за единственное знакомое название. — Это что, Эмираты?
— Да.
— Вы там отдыхали?
— Почти. Немного отдыхал, немного работал.
— Как это.
— Ну работа у меня такая.
— Вы там работаете?
— Нет, просто, по рабочим делам мне часто приходится ездить в разные страны.
— Ой, как интересно! Вы, наверное, столько видели! Ну и как там?
— Одним словом не скажешь.
— А вы не одним.
— Вы работу когда заканчиваете? Хотите, я вас после работы встречу и всё расскажу?
— Вы серьёзно?
— Вполне.
— Ну тогда…
Вечер они провели вместе. И не только этот, но и следующий, и следующий. Они гуляли по Москве, заходили в кафе, и Олег всё рассказывал и рассказывал.
— Ты знаешь, в Фуджейре совершенно удивительный дайвинг, ну это подводное плавание. Коралловые рифы там просто поразительные, вода в Индийском океане прозрачная, тёплая, ласковая какая-то, морские ежи тянут вверх свои длинные чёрные иглы и рыбки стайками… А вот казино в Монте-Карло совсем не смотрится, как и кафе «Де Пари»… Париж? А что Париж. Город и город.
Мила таяла от этих рассказов, упивалась названиями городов и местностей, широко открытыми глазами смотрела на Олега. Хотя она оказалась совсем не такой юной, как ему показалось. Ей был уже двадцать один год и даже замужем она успела побывать. «Недолго, всего три месяца», — как она сама сказала. На вопрос, почему разошлись, ответила коротко: «Потому что козёл!» Жила она в пригороде, с мамой и отчимом.
Новый год встречали вместе, у её подруги, в компании ещё двух таких же пар. Часа в четыре стали укладываться спать, и им, как нечто само собою разумеющееся, выделили отдельную комнату.
Через неделю Олег снова уехал. Мила часто ему звонила, звонил и он ей, она даже специально купила себе для этого мобильник. Когда он вернулся, она встречала его в Шереметьево, специально отпросившись для этого с работы. Так прошли зима, весна и лето. К осени Олег понял, что начинает подумывать о свадьбе.
Мила прочно вошла в его жизнь, заняв почти всё время пребывания его в Москве. Остаться вдвоём им было негде, и они либо гуляли по городу, либо уезжали на выходные в какой-нибудь пансионат. Олег всё отчего-то оттягивал знакомство Милы с его родителями, впрочем, и она не спешила отвезти его к себе домой и познакомить с собственной мамой. Конечно, он видел все её недостатки. Она была необразованна, говорила порой откровенные глупости, не любила читать, предпочитая кино или телевизор, речь её была частенько вульгарна, напичкана словечками из мира приблатнённых подростков и низкопробных фильмов. Была в ней и скрытая, но вполне ощутимая агрессивность к окружающему миру, готовность любыми средствами, хотя бы вгрызаясь зубами, отвоёвывать своё, или то, на что, как она считала, она имеет право. Она легко переходила на повышенный тон при общении с продавцами в магазинах, с официантами в кафе, с обслуживающим персоналом в пансионатах. Пыталась изображать из себя строгого и требовательного клиента. Проявлялись в ней в этот момент какие-то неприятные черты капризной, взбалмошной барыньки. Порою это выглядело забавно, порою отталкивающе.
«Ничего, оботрётся, — думал Олег. — Надо будет вывезти её куда-нибудь в Европу. Там подучится».
Отношения у них складывались, на первый взгляд, прекрасно. Мила внимательно слушала рассуждения Олега о жизни, порою поддакивала, соглашалась. Она никогда не возражала, как, бывало, делала Ольга, но оставалось ощущение, что все эти слово проходят сквозь неё, как свет сквозь стекло, не задевая, не оставляя следа. Она всегда была готова бросить всё ради того, чтобы провести с Олегом время, никогда не ссылалась на дела. В любви была страстной и раскованной.
Олег, конечно, понимал, что мысли о женитьбе возникли у него не сами собою, а так или иначе были внушены Милой, но, как бы не возражая в принципе, испытывал некоторое инстинктивное, непонятное ему самому сопротивление.
«А почему нет? — задумывался он порою. — Что мне мешает? То, что она парикмахер? Чепуха! Если захочет, то выучится на кого угодно. Я ей помогу, в конце концов. А не захочет, ну и что? У каждого своя работа. Она меня любит. Кажется. Нет, точно — любит. Я её? Наверное, тоже. Осенью мне уже двадцать семь. Пора. Чем она не жена? Тем более, опыт семейной жизни у неё уже кое-какой есть. Характер? У всех свой характер. У меня тоже. Я, в конце концов, на что? Я старше, буду её сдерживать, воспитывать».